Своё никому не отдам

Вот, скажем, вечная недостача средств побуждает их искать возможности занять золота или за границей, или у здешних богатеев — купцов, менял, ростовщиков. Гриша же вместо этого печатает расписки (не своими руками уже, ясное дело) и влезает в долг к тем самым людям, ради которых он, по-существу, и затеял все эти перемены. С оглядкой, конечно. Но, во-первых, отдавать придётся без процентов. Во-вторых, заимодатели, чем больше сами постараются, тем скорее получат обратно то, что у них слегка нечестно отобрали на время. Ведь плоды их трудов, обложенные налогами, вернутся в казну. А тогда на выкуп тех самых расписок и могут быть истрачены. И, наконец, в третьих, не так уж велика вероятность того, что долг этот соберётся в одних руках и тогда кредитор в счёт его погашения, потребует чего-нибудь… недостойного. Но, если знать меру и прислушиваться к Селиму, что присматривает за делами казначейскими Гришиным оком, то бумажки эти просто ходят в обороте вместе с деньгами и даже немножко вместо них, потому что золотишко вместе с серебром копятся помаленьку в подвале на случай, если кому-то срочно потребуется звонкая монета вместо оттисков штампа. Но пока такого не случалось. Население и купечество для расчётов внутри страны расписки устраивают, поскольку в их надёжности ни у кого сомнений нет. Вот такой маневр получился. Только средств всё равно недостаёт на всё, что нужно. Их ведь нельзя печатать скорее, чем это — то что нужно — делается. Тут — чисто физический предел. Деньги сами по себе несъедобны, не накормишь ими. Пока рожь не вырастет, мука не смелется и каравай не испечётся, бестолку платить — скорее дело не пойдёт.

Инкогнито папенькино нынче зыбко. Шепчется народ о том, что душа Ивана Даниловича вернулась в этот мир, чтобы сыну помогать — не иначе, кто-то что-то приметил. Но кроме укрепления авторитета ныне здравствующего и правящего Григория Ивановича, ничего из слухов тех не произросло. Хотя количество посвящённых в эту тайну довольно велико. Ендрикские гвардейцы, да рота Кикинцев, да воспитанники, что рынд изображают — все уже знают о том, что якобы утонувший государь трудами неустанными помогает своему сыну справляться с ворохом проблем, которые тот создал и себе и всем окружающим.

Так вот, Иван Данилович с Борисом Алексеевичем действуют в основном путём переписки с приказами. То есть отдают письменные распоряжения и изучают отчёты об их выполнении. А вот Григорий Иванович составляет об этих действиях впечатление по личным наблюдениям и сообщениям ближних своих. Естественно, уличение дьяка во лжи или нерадении — рядовое событие, но всё более и более редкое. Изменять сам управленческий механизм государства смысла не имеет. Важно то, как работнички дело своё делают, а не то, как называются их должности. Ведь дьяки-то — государственные служащие и многие из них так и живут кормлениями, поскольку тоже являются боярами. Не военными, так и что с того?

Брусодорожный приказ пришлось учредить, а дорожный и почтовый к нему присоединить, да ещё и сигнальный создать и поставить с ними заодно — все под руку одного человека. Так вот в качестве главы ведомства сообщений и пришёл в столицу Кондратий.

Остальных же не трогали.

***

Много месяцев подряд не происходило сколь-нибудь заметных событий в Рысском государстве. Разве что в водах Ростоц-острова то и дело перехватывали франский корабль и приводили его к причалам столичной гавани. В остальной же жизни оживления не отмечалось. Тишина эта давалась Грише непросто. Мир менялся неохотно, брусовые дороги прокладывались медленно, казармы вокруг кузниц Зимы Агеича встали быстро, но с купцом возник спор из-за того, за чей счёт они будут содержаться. Почему-то хозяин железоделательного завода решил, что казна станет всё оплачивать.

Пришлось хорошо посидеть с ним за расчётами и увеличить цену на орудийные стволы, а то действительно не хватает ни на постройку новой домны, ни на содержание школы железоделательной, хотя, тут часть расхода пришлось принять на себя государю.

В неведомой Корневке крестьянин застрелил боярина — опять сам помчался дело разбирать. По всему выходило — застрелил правильно. Лютовал старый слуга государев. Поделом ему. Но по обычаю убийцу надо наказать. Своим судом приговорил парня к галерам, а женку его и детей велел на дальний остров выслать, всем в назидание. Про то, что галера эта как раз в том городке и стоит, куда отправили семью он, понятно, никому не сказал. И про то, что нового гребца к веслу не приковали — может же он забыть такую мелочь в сопроводительной записке указать. Был пахарь — стал моряк. Сам на довольствии и семья. Но всё это далеко на западе у Никиты. Оттуда вести иной раз месяц идут. И вообще — решительные люди на флоте нужны. Слушок же о том, сколь неловко царь жестокосердие своё проявил, пошел.