Сволочь

— Так мы ж, вроде, уже знакомы, — удивилась Тася. Кажется, я впервые за все это время услышал ее голос.

— Это было шапочным знакомством, — объяснил Ярик. — Поезд, автобус, улица, столовая — все это убожество и нищета духа. А сегодня мы имеем честь лицезреть вас в нашем скромном, но гостеприимном жилище. В общем, выпьем!

Он был явно в ударе — должно быть, от предвкушения.

— Что-то Майкл сегодня молчалив, — заметила Леся.

— Я молчалив по жизни, — ответил я.

— Да? Не замечала.

— Потому что я застенчив и не люблю выставлять свою молчаливость напоказ. Но внутренне я молчалив.

— Шутишь?

— Нет. Просто за словами нужно уметь расслышать молчание.

Ярик разлил по второму кругу.

— А теперь, девоньки, выпьем за вас! — объявил он.

— И за вас, — вежливо откликнулись девушки.

— Хорошо, за всех вместе и за каждого в отдельности.

Мы выпили.

— А вы, дечонки, где учитесь? — поинтересовался Ярик.

— В КПИ.

— Надо же! Я тоже. Странно, что мы не встречались.

— Так Политех большой…

— Эт точно. Вы на каком факультете?

— Химико-технологическом. А ты?

— На инженерно-физическом.

— А ты, Майкл?

— Что? — невнимательно спросил я.

— Где учишься?

Я чуть было не брякнул, что учусь в Инязе, но вовремя вспомнил, что я американец.

— В художественном, — сказал я.

— Да ты что! — восхитилась Леся. — Ты еще и художник?

— Что значит «еще»?

— Ну, кроме того, что ты. — Она замялась.

— Американец?

— Да…

— Леся, должен тебя разочаровать, американец — это не профессия.

— Я понимаю. Извини, я не то хотела сказать. Майкл, а ты нарисуешь мой портрет?

— Увы, — сказал я. — Не могу.

— Почему?

— Я дал клятву Леонардо.

— Какому Леонардо?

— Не какому, а какого. Леонардо да Винчи. Все, кто поступает в художественный институт, дают клятву Леонардо не рисовать и не писать портреты живых людей, пока не овладеют тайнами мастерства. Первая заповедь художника — не навреди.

— Снова шутишь?

— Я серьезен, как паровой каток.

— Значит, не нарисуешь?

— Нет. Я не могу нарушить клятву. Для меня это дело принципа.

— Ты такой принципиальный?

— Конечно. Принципы для меня — святое. Ради принципа я человека убью.

— Кошмар какой! — Леся на всякий случай отодвинулась.

— Не бойся, — усмехнулся я. — Один из моих принципов — не убий. Как в Библии. Я сам ему следую и другим спуску не дам. А если кто вздумает этот принцип нарушить, я его зарежу.

— Девочки, не обращайте внимания, — вмешался Ярик. — У Майкла чисто американское чувство юмора.

— Мы его прощаем, — улыбнулась Леся.

— Спасибо, — сказал я. — Хорошо быть американцем. Если я сейчас открою окно и помочусь в него, это не отнесут к моей невоспитанности, а спишут на мое американство. Попробовать, что ли?

Я встал. Ярик и Леся с Тасей испуганно уставились на меня. В это время в дверь постучали. Ярик досадливо поморщился.

— Войдите! — излишне гостеприимно сказал я.

Дверь открылась, и в комнату ввалились Серега и Павел. Серегины руки были заняты стаканами, Павел трогательно прижимал к груди литровую бутыль с полупрозрачной жидкостью.

— Привет, — сказал Серега. — Не помешали? Решили, типа, нагрянуть к вам, по-простому, по-соседски.

— И отлично сделали, — заявил я. — Что это у вас в бутыли?

— Самогон, — ответил Павел. — Бабкин. У меня бабка под Васильковом живет, такой первач гонит… Лучше всякой водки. Мы, это, подумали: грех, чтоб американец нашего самогону не попробовал. А мы точно не помешаем? — Он покосился на Лесю с Тасей.

— Как можно! — искренне воскликнул я. — Гость в дом — бог в дом. Два гостя — два бога.

— И самогон, — напомнил Серега.

— Точно, — кивнул я. — Святая троица. Присаживайтесь, пацаны.

Серега с Пашкой присели на краешек кровати. Ярик бросил в их сторону косой взгляд. Леся поправила прическу. Тася глянула под ноги. Чтобы заполнить эту неуютную паузу, я спросил:

— А что, урожаи под Васильковом в том году были хорошие?

— Чего? — не понял Павел. — Какие урожаи?

— Ну, что там у вас растет.

— Все у нас растет.

— И хорошо растет?

— Нормально растет.

— А в прошлом году?

— Что в прошлом году?

— Нормально выросло?

— Нормально.

— Хоть одна приятная новость.

— Может, самогону выпьем? — предложил Серега.

— Отличная идея! — оживился я. — Девочки, вы как?

— Ни в коем случае! — возмущенно ответили те.

— А ты, Ярик?

Ярик глянул на бутыль, затем на девушек и с видимым сожалением покачал головой.

— Как хотите… А мы с парнями выпьем, верно?

Серега и Павел кивнули.

— Майкл, не пей, — сказала Леся. — Ты не знаешь, что такое деревенский самогон.

— Где уж мне, — хмыкнул я. — А ты знаешь, что такое американский муншайн?

— Нет.

— Жуткий самопал.

— Ты что, его пил?

— Ведрами.

— Тебе ж двенадцать лет было, когда ты из Америки уехал!

— Было двенадцать, стало двадцать один. Цифры поменялись местами, а суть не изменилась. Наливай, Павел.

Павел аккуратно откупорил бутыль и так же аккуратно разлил самогон по стаканам.

— Ну, — сказал Серега, поднимая стакан, — предлагаю выпить…

Закончить он не успел — в дверь снова постучали.

— Между прочим, прекрасный тост, — заметил я Сереге. — Войдите!