Сын Духа Святого

Дружба с Ленкой внесла тогда заметные изменения в мой характер. Как положительные, так и отрицательные. Положительные — с точки зрения душевного равновесия. Отрицательные — с позиции развития, как человека. С одной стороны, я перестал чувствовать себя одиноким и никому не нужным. У меня появилась уверенность в собственных силах. Я стал ощущать себя личностью. Но при этом во мне одновременно стало развиваться какое-то глупое тщеславие, которое стало определять все мои поступки. Я нередко любовался на себя в зеркало, тренируя властный и снисходительный взгляд, что прежде было мне совершенно не свойственно. Я вдруг ощутил себя каким-то особенным. Я перестал воспринимать себя, как частицу своей семьи. Из меня вовсю попер индивидуализм. Я искренне считал, что достоин гораздо большего по сравнению с тем, что я имел. А в постоянной нужде и недостатке, которыми была пропитана вся моя жизнь, я считал виновной исключительно свою мать. У нас с ней стали часто происходить конфликты. Я открыто обвинял ее в том, что она непутевая, что она не способна принести мне какую-то пользу. При этом я совершенно не брал в расчет, что это именно благодаря ей я появился на свет, и что это именно она меня вырастила, отказывая себе практически во всем. Все это казалось мне мелочью, совершенно недостойной моего внимания. Я абсолютно не чувствовал, что чем-то ей обязан. Я ее ни за что не благодарил. Я ее только обвинял. Мать много плакала. Но ее слезы ничуть не трогали мое очерствевшее сердце.

Ленка с самого начала сделала из меня источник удовлетворения своих материальных потребностей. Собственно, именно для этого, в первую очередь, она и заводила со мной дружбу. Мне бы послать ее подальше, но тогда я совершенно искренне считал, что обязан заботиться о своей подруге любой ценой, как бы ни были скромны мои возможности. Я считал своим долгом исполнять все ее желания. Я стремился угодить всем ее прихотям.

О, эта юношеская наивность! О, это уродливо искривленное представление о рыцарстве!

Ленку абсолютно не волновало, где я беру деньги. Для нее было главным, чтобы они были. А уж откуда — это неважно. Ее нисколько не беспокоило, что я, ради того, чтобы что-то ей купить, или куда-то ее сводить, отказывал себе практически во всем. Я даже перестал обедать в школе, и стойко терпел голод только ради того, чтобы положить в свою копилку лишние пятнадцать-двадцать копеек, которые мать ежедневно давала мне по утрам. Но на "обеденных" деньгах много скопить было, конечно, невозможно, поэтому я стал откровенно воровать. Я раз за разом, тайком, заглядывал в тощий кошелек матери, и вытаскивал оттуда то рубль, то два, то три. Мать это, конечно, замечала, но ничего не говорила, боясь нанести мне душевную травму. Она только молча пыталась прятать кошелек. Когда в шкаф с бельем, когда за книгами, когда под ванную. Но я каждый раз благополучно его находил.

Так, всеми правдами и неправдами, всеми чистыми и нечистыми способами, я, в конце концов, собрал около ста рублей. По тем временам это была весьма неплохая сумма. Я жаждал блеснуть щедростью. Я не без гордости заявил Ленке, что скоро поведу ее в магазин одежды, где сделаю ей шикарный подарок. Как она тогда обрадовалась! Как мне это было приятно! Ослепленный своим первым юношеским увлечением, ради этой ее радости я был готов на все.

День, выбранный мною для похода в магазин, без преувеличения можно назвать проклятым. Это был еще один день, который мне всегда хотелось забыть, и никогда о нем не вспоминать.

Помню, что мы договорились с Ленкой встретиться после школы в четыре часа дня. Когда время стало приближаться к намеченному, и я стал одеваться, с работы вдруг вернулась мать. От меня не укрылся ее расстроенный и озабоченный вид. В первый момент я не придал этому серьезного значения. Работа у матери была тяжелая, нервная. Она работала тогда кладовщицей на торговой базе, и всегда возвращалась домой измотанная. Весь день на ногах, должность — материально ответственная, — так что в этом не было ничего удивительного. Но когда мать обессилено опустилась на диван и попросила меня сесть рядом с ней, я почувствовал, что у нее что-то случилось. И, судя по всему, что-то очень серьезное.

— Игорь, — тихо произнесла она, — мне нужно с тобой поговорить.

Ее встревоженные глаза не оставляли сомнений, что разговор будет не из приятных, поэтому я выполнил ее просьбу безо всякого удовольствия.

— Игорь, я не думала, что буду вынуждена обратиться к тебе с такой просьбой, — начала мать, нервно теребя пальцами. Она говорила отрывисто, с чувством неловкости, не решаясь сразу перейти к главному. — Родители, конечно, не должны обращаться с подобными просьбами к своим несовершеннолетним детям. Но у меня просто нет другого выхода. Сынок, ты уже не маленький ребенок. Ты уже превращаешься во взрослого мужчину, и я надеюсь, что ты меня поймешь.

Мать еще немного помолчала, словно собираясь с духом. Было очевидно, что ей нелегко дается этот разговор.