Исидор предусмотрительно велел воинам сопровождать нас до дома – иначе, пожалуй, негодники могли бы начать швыряться грязью.
Хотя Исидору никогда еще не приходилось сносить такое обращение, он шагал с невозмутимостью жреца, которого ничто не может задеть. А я сгорал со стыда за нас обоих. Однажды, я помню, соседский мальчишка помладше крикнул из-за плетня:
– Питфей Гефестион привез себе дружка!
Исидор и ухом не повел – хотя наверняка понял смысл этой насмешки. Надо сказать, что в Египте совсем не приняты такие союзы мужчин и юношей, как у нас; а мужеложство вызывает у людей Та-Кемет особенное отвращение и почитается тяжким грехом – «противным Маат».
Но вот, наконец, я увидел портик нашего дома – его памятные с детства порфировые колонны. Они теперь казались мне миниатюрной копией красных колонн кносского дворца, в котором решилась моя судьба…
Я постучал, первым поднявшись по ступенькам. И, пока дверь не открылась, стоял, умирая от волнения, как всякий юнец: как-то меня встретят дома? И что случилось у нас, пока меня не было?
Открыла нам Корина. Она разинула рот при виде меня и моего спутника, за спиной которого маячили двое вооруженных иноземных воинов. А потом всплеснула руками:
– Мой добрый молодой хозяин!.. В каком виде ты вернулся, тебя родная мать не узнает!
Я улыбнулся:
– Ну, ты же узнала, старушка.
Я обнял Корину: я обрадовался ей почти так же, как обрадовался бы матери. Я переступил порог, и Исидор вошел следом: он приостановился, озирая столь непривычное убранство. Воины остались снаружи, не решаясь нарушить неприкосновенность нашего жилища.
Но тут Исидор обернулся и сделал им знак: египтяне вошли, и последний притворил за собой дверь. Маленькая Корина даже попятилась от их грозных фигур.
– Афродита Киприда, что я скажу госпоже…
– Я сам все скажу, – ответил я, успокаивающе кивнув рабыне. – А ты позови сюда отца… если он дома.
Но тут Никострат возник в дверях родительской спальни. Я уже почти забыл, как он внушителен, – хотя ростом спартанец уступал египтянам, мускулы у него были куда рельефнее.
– Ты?.. – произнес он при виде меня, не сразу узнав меня с таким густым загаром и с остриженными волосами. – А это кто с тобой?
Он перевел взгляд на наших гостей. Исидор поспешно выступил вперед и поклонился, простерев руки, – это у египтян жест особого почтения.
– Я Исидор, господин. Сын госпожи Поликсены.
– Ах… вот оно что!
Никострат наконец-то вспомнил его. Он не сразу нашел подобающие случаю слова; но тут из-за его спины появилась моя прекрасная мать.
– Питфей, милый!..
Она устремилась к нам и крепко обняла меня: от нее пахло ирисовой пудрой. И глаза у нее были все такие же синие, как ирисы.
– А это кто – неужели Исидор?
Эльпида узнала нашего родственника скорее мужа. И скорее нашлась, как его приветить.
– Питфей, проводи нашего гостя в общую комнату. Корина, неси вина с водой, да подай им обоим умыться! А этих воинов…
Матушка повернулась к отцу.
– Скажи им, Никострат, где они могут поселиться до отъезда.
Никострат нахмурился – и, обратившись к египтянам, с заметным трудом, помогая себе жестами, объяснил им по-египетски, куда им идти. Воины переглянулись, кивнули и вышли, что-то сказав друг другу. Судя по их лицам, это было нечто весьма нелестное для нас и нашего города.
Впрочем, они были в этом не одиноки. Когда Корина провела меня с Исидором в ойкос и мы остались наедине, мой друг негодующе шепнул мне, что такой невоспитанной и наглой черни, как у нас, он не встречал ни в одном из городов своей страны.