Сын короля Ричарда

К собственному изумлению, молодой рыцарь довольно быстро преуспел. Возможно, причина успеха заключалась в том, что взрыв негодования и страха был стихиен. А те, в чьих руках власть, не любят, когда вышедшие из низов стихийные вожди толпы хоть как-то влияют на ход событий. Дика заверили, что недоразумение будет разрешено, виновные наказаны, а король и королевские воины ни в чем не понесут урона и получат все, что им полагается, от мессинских сановников. В знак верности своих слов Мергрит, эмир преподнес корнуоллцу изящный позолоченный кинжал и шелковую рубашку, должно быть, считая, что посланец английского правителя сможет оказать решительное влияние на гневливого Ричарда.

Рыцарь дорогие подарки принял охотно, притом сумел избежать ясных обещаний и поспешил прочь из города, не зная, придется ли ему на самом деле убеждать короля завернуть войско, или нет — вовсе не потому, что надо "отрабатывать" взятку, а оттого, что в сложившейся ситуации лучше решить дело миром.

Да и гибнуть во время штурма, понятное дело, придется не Ричарду, а его рыцарям, то есть, возможно, и самому Дику. Зачем ему это надо?

Но государь все еще хандрил. Может быть, ему и взбрело бы в голову немного подраться, но его рыцари, несколько раз намекавшие сюзерену на такую возможность, слегка переборщили в своем желании дорваться до трофеев. Плантагенету показалось, что на него пытаются повлиять, а он этого не любил. Наорав на Роберта из Саблайля и Готье Буржского, он раздал несколько сокрушительных пощечин (кто поумнее, увернулся) и отправился к королю Филиппу-Августу разгонять скуку. Беспорядки в Мессине его нисколько не заинтересовали.

Но усилиям Дика он воздал должное. Больше всего, конечно, его заинтересовало сообщение, что городские сановники непременно возместят все убытки, понесенные английскими отрядами, в чем они заверили посланца короля. Государь оживился, внимательно выслушал, покивал и даже не стал пенять молодому рыцарю за то, что тот преступил границы данных ему полномочий. Но возможно, его величество просто не вспомнил, что велел Дику всего лишь съездить и посмотреть, что происходит в городе, и не более.

ГЛАВА 20

Совещание, которое уговорились провести в мессинском дворце короля Танкреда (августейшие государи долго спорили, отправляя герольда за герольдом, кому именно уступить, и в конце концов решили каждый сделать по небольшой уступке), собрало в одной зале почти всех заинтересованных лиц. Только Танкред не решался показать носа из Палермо — король Ричард вполне мог пойти на то, чтоб захватить гвискаровского бастарда и требовать выкупа. Де Лечче и сам бы так поступил с Плантагенетом, будь у него возможность.

Кроме Мергрита, эмира, Иордана Пинского и других сановников, так или иначе связанных с Танкредом, прибыли король Филипп-Август, его родич Гуго Бургундский, Реджинальд Шартрский, Монассер Лангрский и еще несколько знатных людей Франции. И, конечно, сицилийские священнослужители — не все, лишь трое — архиепископ мессинский, архиепископ с Королевской горы, он же архиепископ Фарусский и архиепископ Таорминский. С Ричардом прибыли его придворные. Все разместились в огромной зале со сводчатым потолком и узкими окнами, больше напоминающими бойницы, с грубоватой массивной мебелью из привозного дуба. Слуги, подав всем гостям прохладительные напитки, внесли на огромных блюдах груды апельсинов, персиков и гранатов. Следом появились сласти.

Съехавшиеся в Мессину сицилийские архиепископы были уверены, что речь пойдет о судьбе престола. Вопрос действительно вызывал немалые сомнения у всех присутствующих. То, что Танкред — бастард, бытовало на уровне сплетни, официально он считался кузеном. Раз уж у покойного Вильгельма имелась дочь, Констанция, ныне супруга правителя Священной Римской империи, сбросить ее со счетов не получилось бы. Сын покойного Гвискара, Боэмунд, дитя несчастной Иоанны, скончался годовалым ребенком, и именно это породило сложности. Так чьи же права выглядели убедительней, весомей? Кузена, тайного бастарда? Супруга дочери? Или жены?

Как оказалось, английского государя по большому счету не интересовала судьба сицилийского трона. Его занимало только приданое сестры, вернее, возмещение за утраченные ценности, которое он мог прибрать в свои руки.

— Как недальновиден Генрих VI, — зло прошептал архиепископ Вильгельм Фарусский Ричарду Мессинскому. — Ему следовало посулить Плантагенету золото, и побольше, и тогда трон достался бы ему.