К нему уже бежал оруженосец, тащивший кожаный подкольчужник и доспех. Второй нес булаву и шлем короля с золотым львом на гребне. Дик с неудовольствием посмотрел на это изделие ювелирного искусства — шлем был турнирный, в бой Ричард обычно надевал гладкий, без единого украшения, но зато куда более прочный. Но, видимо, боевой не прихватили с собой в замок. У оруженосца было испуганное лицо, он совершенно растерялся и оттого выглядел просто мальчишкой. И без того возраст юноши мог считаться самым подходящим для оруженосца — пятнадцать лет. Но такой вояка, конечно, не сможет проследить за тем, чтобы на его величестве все затянули как положено.
Корнуоллец оттеснил мальчишку и принялся сам облачать Ричарда.
Король, едва на нем закончили прилаживать доспех, вырвал из рук второго оруженосца, тоже мальчишки благородного происхождения, булаву и направился к выходу; Дик спешил за ним по пятам. Он понимал, что пытаться остановить государя бессмысленно, и главное теперь — не дать ему погибнуть. За королем потянулись его подданные, и лишь очень немногие заметили, что как Филипп-Август, так и французы, не считавшиеся вассалами английской Короны, отчего-то мешкали. Исключением из этого правила стал Черный Гуго, ярость которого, в общем, легко понять. Кому понравится, если его обзовут женщиной? Да не просто некоей добропорядочной матроной и матерью семейства, а совершенно особенной женщиной, говоря мягко, непринужденно легкомысленной, к тому же за деньги! Нет, у герцога Бургундского были все основания — ведь за свое легкомыслие сомнительного толка он никогда и ни с кого денег не брал!
И королю Английскому, и его рыцарям даже в голову не пришло кидаться в бой пешими — им подвели коней, ждавших на дворцовой конюшне. Тяжелого Гуго пришлось подсаживать в седло его лохматой гнедой лошади — от ярости он не попадал ногой в стремя. Да и, сказать по правде, при таком обширном животе, который с трудом затолкали под мелкоплетеную кольчугу, взбираться на коня было делом нелегким. Это облекало оруженосцев герцога особыми обязанностями.
Для того чтоб снарядиться в бой, сеньорам потребовалось больше получаса. К тому моменту, когда все они оказались в седлах и вокруг них, как положено, Достроились пешие отряды, собравшиеся со всего замка, мессинцы всласть подрались с солдатами, накрывающими ворота, откатились и снова нахлынули. В их плотную толпу, ощетинившуюся палками, топорами и еще бог знает чем, врезалась небольшая конница. Защитники замка едва успели отскочить с дороги, когда клин вонзился в воющий, размахивающий кулаками монолит и расколол его надвое.
С Ричардом оказалось лишь около тридцати рыцарей, они изо всех сил отмахивались от горожан, обрубали тянущиеся руки, но и сами дрожали перед яростью плотной массы обозленных людей, которые к тому же не понимали французского. Если бы не поддержка пехоты, врубающейся в толпу с уханьем дровосека, вряд ли тридцать конных и король смогли бы хоть что-то сделать.
Мессинцы, охваченные бешенством, хоть кого способного лишить трезвого сознания, кидались на вооруженных, будто бы отлитых в металле воинов чуть ли не с голыми руками. Только от короля Английского, рвавшегося вперед с настойчивостью морского вала, отшатывались даже самые рьяные, и, когда его величество повернул голову, Дик не узнал его лица. Оно, забрызганное чужой кровью, оскаленное, было лишено всего человеческого и напоминало маску зверя. Глянувшие из-под забрала глаза стали желтыми, как у льва или тигра, и щурились, словно избирали себе жертву.
— Опустите забрало, государь! — крикнул корнуоллец. — Опустите!
Ричард не слышал. Он размахивал своей булавой, напоминающей большого ежа, лишенного трех четвертей своих иголок и насаженного на длинную рукоять. Люди сперва жались к его жеребцу, должно быть, надеясь стащить короля с седла, потом начали разбегаться, что-то испуганно крича. Но это им плохо удавалось — напирали задние.
Отбежав назад, несколько десятков горожан, достаточно обеспеченных, чтоб позволить себе иметь воинскую справу (часть из них была в кожано-металлических панцирях, остальные — в плотной бычьей коже, при простеньких круглых щитах и копьях, вытянулись короткой линией поперек дороги. Еще одна линия встала вторым рядом. Первые опустились на одно колено и выставили копья, нацелив их наконечники на таком уровне, чтоб они пришлись приблизительно в грудь или в пах коню, вторые подняли оружие повыше — в шею животному или в корпус всаднику. Подобный строй всегда пугает не только наездников, но и лошадей.
Говоря откровенно, мессинцев, вставших стеной, легко можно было объехать, но не таков был Ричард, нтоб уступить хоть на полшага. Он и не подумал пугаться или сомневаться. Он потянул на себя поводья, задирая голову своему жеребцу, чтоб тот не видел, куда несется, и одновременно всадил шпоры ему в бока. Огромная черная зверюга взвилась от боли, роняя клочья пены с губ, подлетела к строю и внезапно прыгнула.