Сын кровавой луны

Даже почти в абсолютном мраке некромантка видела контуры его светлого лица, обрамленного серебром волос, и сверкающие глаза, сменившие цвет на кроваво-алый.

От этого взгляда Меланию будто пронзило насквозь.

Она видела в своей жизни так много мертвецов, чьи глаза горели точно таким же багряным огнем… Всем известно, что красный блеск радужек или глазниц — это признак голода мертвых. Возвращая к жизни каждое свое создание, Тьма наделяет их особыми способностями. У каждого вида нежити эти способности разные. Но всех их обязательно объединяет голод мертвых. Как побочный эффект второй жизни. Он неотделим от детей Тьмы и всегда отражается в глазах.

И сейчас такое пламя бушевало в радужках Элиаса.

— Нет, пожалуйста… — выдохнула Мелания, впервые почувствовав себя слабой и уязвимой. Загнанной в угол.

Она дернулась, пытаясь отступить назад, но там была лишь стена, о которую она слегка ударилась головой.

Видимо, на ее лице отразилось все, о чем она думала, а может быть, Элиас просто прекрасно считывал ее эмоции. Потому что он внезапно сжал челюсти и закрыл глаза.

А когда открыл их вновь, они, как всегда, сверкали кристально-голубым цветом.

Он поднял руку и тыльной стороной провел по подбородку Мелании. Ласково и мягко, провожая это движение взглядом. Как если бы ему нравилось не только гладить ее, но и рассматривать. А затем тихо проговорил в тот самый момент, когда биение сердца некромантки снова перестало быть таким сильным:

— Ты должна мне за смертодеву, Мэл, но если хочешь, я буду твоим должником.

Некромантка выдохнула, гася в себе глупое желание поймать его чуть прохладную руку и прижать к своей щеке.

— Будешь моим должником, если я позволю укусить себя? — переспросила она, сглотнув ком в горле.

Тысяча дохлых стрыг, зачем она спросила это? Неужели она в самом деле рассматривает вариант, чтобы согласиться?

В ушах снова застучало.

Сейчас, когда глаза Элиаса уже не горели кровью, он снова казался простым человеком. Или колдуном, который какой-то неизвестной магией приворожил ее.

Да, она боялась его, но совсем не так, как боятся мертвецов. Не так, как она боялась ту смертодеву, каждое движение которой было подчинено желанию убить ее.

Как бы это ни было глупо, но Мелания видела, что Элиас не собирался ее убивать…

И это, как и его природа, разжигало кровь.

— Да, — ответил Элиас на ее вопрос, чуть склонившись и, словно не удержавшись, прихватил ее нижнюю губу своими. Мягко вобрав в рот и отпустив.

Тело некромантки, как скалу на морском побережье, ударила жгучая волна желания и, откатившись назад, оставила после себя тлеющую лихорадку.

— Но… — проговорила она, не узнавая собственный голос.

Элиас вдруг вновь склонился к ней, не давая договорить. И на этот раз она увидела его белые как луна клыки.

Новая волна накрыла ее с головой, бросив в огненное пекло.

А вампир, коротко взглянув на нее ярко-голубыми глазами, будто контролировал реакцию, медленно придвинулся, обхватил ее лицо ладонями и…

…осторожно прикусил клыками ее нижнюю губу.

Мелания тихо простонала, чувствуя, что тонет в том урагане эмоций, что вспыхнул у нее внутри, расходясь по венам тысячей искр.

Вампир снова отстранился, продолжая внимательно смотреть в ее глаза и ни на секунду не выпуская ее лицо из собственных ладоней.

— Но почему ты просто не сделаешь то, что хочешь, без моего разрешения? — еле слышно спросила Мелания, действительно не понимая. Ничего уже не понимая.

На мгновение Элиас замер, услышав ее вопрос. А затем на его ярко-алых губах мелькнула темная улыбка.

— Потому что я хочу, чтобы тебе понравилось, — ответил он бархатным будоражащим голосом, который отозвался в груди некромантки новыми вспышками огня.

Стоило понять, о чем он говорит, как Мелания приоткрыла губы, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Просто попробуй, — прошептал Элиас. — Прямо сейчас…

Некромантка закрыла глаза. Она отстраненно наблюдала, как невероятно медленно утекало время, в течение которого вампир коснулся ее шеи новым, жгучим, как яд, поцелуем. На коже будто остался невидимый след, который опалял ее тем сильнее, чем ярче она ощущала не скользящую ласку, а прикосновение клыков. Задумчиво, неторопливо, то ли пытаясь как можно меньше пугать ее, то ли давая последний шанс передумать, Элиас чуть шире раскрывал рот, меняя мягкость губ на остроту смертоносных игл.

А впрочем, скорее всего, шанса передумать он давать ей не собирался. Он все еще крепко прижимал ее к себе так, что не вырваться, вдавливал пальцы с длинными, чуть заострившимися ногтями в ее бедра, не отпускал, будто окутывая собой. Мелания была целиком в нем, как в паучьих сетях, и, что самое удивительное, не хотела вырываться.

Ей было слишком хорошо.

И даже отчаянно пульсирующая в глубине сознания мысль о том, что это все — катастрофическая ошибка, уже погасла, как сметенный ураганным ветром тусклый огонек свечи.