Сын Лаймы

К счастью, у Дундура этой установки не было ни капельки. Оценил он обстановку молниеносно, а потом к Гатису подскакивает, за шкирку его хватает и прочь отбрасывает. Верзила-юнак аж на задницу шмякнулся и кверху ногами полетел в канаву. Силища-то у Дундика была не по летам большая… И пока валявшийся вожак соображал да на ножки, недоумевая, поднимался, Дундур принялся его корить да к совести его обращаться. Разве ж так можно, говорил он, братец! Тебе же сила дана не для того чтобы слабых забижать, а для того чтобы от зла оберегать тех кто послабже!..

Выслушал нравоучения эти уязвлённый пацан и разозлился почему-то ужасно. А ну-ка, заорал он, сваливай отсюда к чёртовой бабушке, шмакодявка ты пузатая, а не то узнает моего кулака твоя башка — не посмотрю я что ты от горшка два вершка!

А Дундик усмехнулся этак хитро, да и заявляет спокойно: ну что же, коли хошь, то бей, только гляди — пожалеешь!

Взъярился сын богатея страсть прямо как. Досадно ему стало, что его сикилявка какая-то ещё стращает. «Ах, так! — взревел он, рожей бурея, — Ну, лови плюху, дурак, коли добром уйти не желаешь!..»

Размахивается он правою рукою да ка-а-к даст мальчонке упрямому по головушке его садовой! Да в тот же самый миг дурным голосом он завопил и за руку быстро схватился. Сломал он её, оказывается, об дубовую Дундикову лбину!

И как ни злился богач Мартиньш на Янкинова сына, а сделать ничего не мог: не Дундур ведь Гатиса бил, а наоборот — все это видели и могли подтвердить. Так и сели папик Мартиньш с сынком своим злобным в калошу.

Ну а дальше — больше. Через годик-другой уже ни кто иной, как Дундур среди окрестных ребят верховодил. И хоть был он годами пока маленьким, но за первого силача именно его людская молва признала: даже взрослые крупные парни и те не могли с ним совладать.

Озорником он оказался отчаянным и никакие правила строгие вовсе его не смущали. То они на лошадях, в полях пасшихся, задумают прокататься, то на огороды поместные набег совершат, а то обчистят ночью баронский сад… А как-то раз сожгла их молодёжная банда барский большой сеновал. До самого аж дотла!

Случайно, конечно, не специально. В войнушку просто они играли, а какая ж война без огня!..

Ну, тут естественно разбирательства начались со стороны поместной администрации, да порки нещадные всех провинившихся. Хотели было и Дундура прислужники с муйжи выпороть, но он им не дался, из цепких лап вырвался и на целую неделю в лес убежал, покуда всё там мал-мало не устаканилось.

Только ведь самое тяжкое наказание легло на родителей обвиняемых. Повелел барон Франц за сожжённое своё имущество втридорога с несчастных взыскать. А какие у ограбленных людей деньги? Таковых в бедняцких карманах негусто всегда бывало, а кое у кого не водились эти кругляки отродясь.

Ладно, думает Дундур — деньжат я достану, или я не буду я!..

Взял он, да и украл из баронского племенного стада жеребца вороного в яблоках. Ускакал он на нём подальше и продал в цыганский табор. А цыгане уж знали, куда его девать. Деньги же вырученные роздал Дундур родителям поротых ребят. Те барону его же денежки возвертали, и от кабалы долговой поизбавились.

Но не одними только проказами Дундик наш выделялся. Папаше Янке здорово помогал он по хозяйству. И вот какая удивительная способность в нём проявилась: стоило ему на лодочке своей по озеру прокатиться да на свирели сладкозвучно поиграть — а уж рыбы в сети битком прямо набивалось. Успевай только её вытаскивать да продавать затем в городе!

Плавал же и нырял молодой рыбак просто бесподобно. Бывало, в воду он нырнёт и с полчаса на поверхности не показывается. Я, говорит, водные свои владения проверяю, ага!

А однажды, когда тайный сын Лаймы отпраздновал уже своё пятнадцатилетие, отправились они с отцом Янисом по дрова в лес. Вот приезжают, наконец, в эту глухомань, и папаня Дундуру на помеченные сосны указывает: их-де нам, сынок, нужно будет подпилить. Стали они пилою по соснище одной возить: вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик…

Надоело Дундуру это пилование изрядно.

— Вот что, тата, — говорит он Янису, — чего-то мне эта тягомотина не по нраву. Отойди-ка, давай, у меня имеется другой план.

Обхватил он сосну у самого основания, поднатужился мал-мало, да и вырвал её со всеми корнями. А поражённый отец, такое диво лицезрея, попятился назад, обо что-то споткнулся и в муравейник уселся.

— Вот это да-а! — только и мог он сказать, — Ай да силища, сын, у тебя!

А Дундуриньш той порою и оставшиеся три сосны из земли повыдёргивал, словно то были не деревищи в обхват толщиною, а какая-нибудь свекла на огороде или на грядке морковка.

Похватали отец с сыном тут топоры, сучья со стволов живо пообрубили, а потом те стволы на брёвнышки распилили. Грузят на телегу они воз основательный, а Янка на дрова поглядел и в сомнении головою покачал. Нет, говорит, мерин Ансис такую тяжесть не потянет: нужно будет по второму разу сюда возвертаться, а, может статься, что и по третьему. А Дундур смеётся да продолжает себе грузить. Ничего, заявляет он бодро — утянем и за один…