Сын Ветра

Посольство превратилось в растревоженный муравейник. Стражники с луками, самострелами и аркебузами занимали позиции у окон. Хайль-баши лично расставлял наблюдательные посты и караулы. Ларгитасцы стаскивали к дверям уцелевшую мебель, возводя баррикаду. Гюнтер валился с ног, но всё же нашёл в себе силы отыскать посла Зоммерфельда. Тот сыпал распоряжениями, организовывая оборону, но увидев Гюнтера, прервался.

— Господин Сандерсон! Похоже, мы все перед вами в долгу…

Посол огляделся: нет ли рядом лишних ушей? Понизил голос:

— Если бы не ваш трюк с шахом…

— Кто были те головорезы? — перебил его Гюнтер.

— Какие именно? Тут все головорезы.

— Напавшие на нас. Разбойники?!

Посол помрачнел:

— Если бы! О, я бы расцеловал их, будь они всего лишь разбойники! Это клан аль-Аглаб, родичи Кейрин-хана. Кровная месть, обычное дело. Они не простят шаху убийство Кейрина. Шехизар просчитался или не успел. Его люди убили многих, но не всех, кого следовало.

— У них хватит людей?

— Чтобы взять посольство штурмом? Пятьдесят на пятьдесят. Если к ним примкнут другие кланы, мы, считай, уже взяты.

— Выдать им шаха?

Это я, подумал Гюнтер. Да, это я. Я предлагаю такое решение.

— Поздно, — Зоммерфельд вздохнул. — Для аль-Аглаб мы уже выбрали сторону. Я переговорил с Абд-аль-Ваккасом. Он толковый командир, всё понимает. Воины его уважают. Абд-аль-Ваккас отправил гонцов к нашим возможным союзникам. Главное, чтобы их не перехватили.

— А если перехватят?!

Нельзя сказать, чтобы Гюнтер-медик жаждал узнать ответ на этот вопрос. Но подлец-невротик вылез вперед и захватил бразды правления.

— Будем драться, кавалер. Дела плохи, но у нас найдутся кое-какие сюрпризы. Скунс с Грушей в наследство оставили. Наши техники тоже без дела не сидели.

Посол оскалился. Наверное, это была улыбка.

* * *

— …извините, Гюнтер. Случается, на меня находит.

— Пустяки. Не стоит извинений.

В буфете были заняты три столика из дюжины. К супу выдали компот из сухофруктов и лепёшку с обгорелыми краями. Гюнтер вспомнил лицо шаха — и удивился, что его не тошнит.

Доктор ван Фрассен отщипывала корку, бросала в миску.

— Гружу всех, кто подвернётся под руку. Скверный характер, профдеформация. С возрастом и вас накроет, будьте уверены. Конечно, хорошо, что мы выжили. В Скорлупе? Под Саркофагом? Зато живые.

— Я понимаю.

— Вряд ли.

— Обижаете?

— Завидую. Для этого нужно промариноваться в аду двадцать лет. Вам известно, что ад — это мозг?

— Мозг?

— Мозг таких, как мы с вами. Аллегория сомнительная, но вы поймёте. Уж кто, как не вы! Двойной периметр обороны: ни изнутри наружу, ни снаружи вовнутрь. Вот так и Саркофаг: ни отсюда, ни сюда. А давление под скорлупой копится, растёт. Духота, теснота. Сон разума рождает чудовищ. Да, Саркофаг расширяется. Но давление в нём растёт быстрее. Когда-нибудь, через тысячу лет, всё это рванёт. К счастью, до этого катаклизма я не доживу.

Они говорили вслух, как обычные люди. Экономили силы.

— Погодите! Вы же связывались со мной! С Седриком!

— С кем?!

— Неважно! С другими интернатскими!

— Да, связывалась. Злая ведьма! Испортила вам детство, а может, и всю жизнь. Это было давно, забудьте. Через шесть лет Скорлупа заросла полностью, стала непроницаемой. Телепат сдал экзамен на соцадаптацию и выстроил двойной периметр.

Доктор допила компот, отставила в сторону пустой стакан.

— Знаете такую сеченскую игрушку — «матрёшка»? Фигурка, внутри неё другая фигурка, в ней третья, четвёртая… Так и мы сейчас. Заперты в Саркофаге, в посольстве, а в придачу ещё и внутри обезумевшего мозга… Была у меня такая ситуация, только без Саркофага.

— Где? Когда?!

— В детстве, на Террафиме. Я ходила под «нейрамом»: все способности заблокированы… Ну, вы в курсе. Терррористы, Гюнтер, банальные террористы. Кстати, брамайны, как и в вашем случае. Меня с Линдой взяли в заложники, заперли в подземельях. «Нейрам» нам в итоге сняли — не стану вдаваться в подробности, не хочу, противно…

— Вы спаслись? — спросил Гюнтер.

И почувствовал себя идиотом.

— С Линдой? — заторопился он, пытаясь сгладить промах. — В смысле, с комиссаром Рюйсдал?

— Вы знаете Линду? Надо же, как тесен мир!

— Знаю.

Тесен мир, подумал Гюнтер. Да уж, во всех смыслах слова.

— Она уже комиссар?

— Адъюнкт-комиссар Т-безопасности. Охраняет господина Бреслау. Эх, достучаться бы до них…

— Отсюда до Ларгитаса? Ну, у вас и аппетиты!

— На Шадруване есть наблюдательная станция. Там менталы, слухачи… Я дважды смену тянул, знаю.

— Хорошо, допустим. Достучались. Что дальше?

— Как — что?!

— За двадцать лет сюда никто не пробился: ни ментально, ни физически.

— Мы пробились!

— Хорошо, кроме вас. Вы — особый случай.

— Я — нет. А мой сын — да. Натху — антис. Первый ларгитасский антис!

— И что с того?

Лицо доктора приобрело выражение, с каким она, должно быть, беседовала с душевнобольными перед сложной операцией.

— Вы не понимаете! Ради вас или меня они и не почешутся. Но ради Натху! Чтобы его вернуть, они всю Ойкумену вверх дном перевернут!

— Боюсь, взломать Саркофаг невозможно.

— А поймать антиса в космосе — возможно?!

— Правда? — заинтересовалась доктор. — Как?