Сыновья

Советская рота разместилась в соседнем кишлаке, в заброшенной, полуразрушенной крепости. От нескольких когда-то огромных зданий остались только стены. Местные жители рассказывали, что во времена Амина авиация разбомбила эти красивые дома и их не стали восстанавливать. Да и заниматься ремонтом было некому. Хозяин — один из местных богачей — еще до революции уехал из этих мест.

Фоменко привлекла эта крепость тем, что вокруг нее сохранился невысокий в полтора-два метра дувал. «Броня» была расставлена внутри этих дувалов так, что наружу выглядывали только пулеметы и орудия. Теперь ей были не страшны выстрелы гранатометов даже с близкого расстояния.

В крепости сохранился сад, имелся колодец. Фоменко понимал, что придется задержаться в этих местах не на один день, и поэтому размещал роту основательно. Палатки установили под кронами деревьев, на свободном месте развернули кухню.

Хотя до вечера еще было далеко, командир роты решил в этот день не приступать к работе на полях и дать людям отдохнуть.

Проследив, как рота обустраивается, Фоменко взял с собой Рустамова и направился на бронетранспортере к соседнему кишлаку, где размещалась афганская рота.

Комроты, молодой, худощавый и, как большинство афганцев, чернявый старший лейтенант, провел капитана по расположению своей роты. Фоменко не удержался и покритиковал:

— Что же это вы так плохо людей разместили? Ни палаток, ни спальников для ночи?

— О, мы ведь к такой жизни очень хорошо приспособлены. Видите, у солдат цадари — одеяла по-вашему? Для афганца цадар — это и постель, и шинель, словом, дом и целое состояние. А вот остальное все в порядке: кухня, штабная палатка, связь, дозоры выставлены, контакт с населением установлен.

— Ну и как обстановка?

— Люди рады нашему приходу. У меня только что была делегация старейшин — от каждого кишлака по одному.

— И какие у них просьбы? Проблемы?

— Да, просьб у них много и почти все по вашей части. Просят поля от мин очистить, электросвет наладить. Они очень обрадовались,, когда узнали, что мы им электростанцию доставили. Просят два трактора починить.

— Да-да, я помню. Мне еще мое начальство говорило, — что школу надо восстановить…

— Школу мы сами восстановим, люди для этого у меня есть. Учителя, прибывшие с нами, уже пошли ее смотреть.

А я задержался, потому что старейшины, узнав, что среда пленных есть Али Мохаммад, просили его освободить во имя памяти об его отце.

— Это, конечно, ваше дело, — задумчиво произнес Фоменко, — но этот Мохаммад, по-моему, действительно оказался в банде случайно, да и помог нам здорово. Если бы не он, то наверняка потерь бы мы имели больше. Да и. причина, почему он оказался в банде, уважительная…

— Я тоже так считаю, но этот вопрос должен решать командир батальона. Я так и сказал старейшинам, вроде все поняли, кроме одного. Вон он идет к нам.

Фоменко обернулся. К ним подходил седовласый в простом одеянии глубокий старик. Старик приложил правую руку к груди и поздоровался:

— Салам алейкум!

Фоменко; соблюдая афганский обычай, тоже приложил руку к груди и с легким поклоном ответил:

— Салам алейкум, отец!

Капитан ожидал, что старик сейчас начнет просить об освобождении Али Мохаммада. Но старик с достоинством повел разговор о другом. Поинтересовался здоровьем, пожелал счастья советскому капитану, его детям. Как и положено, о жене — ни слова.

— Как ваши дела, как здоровье, дедушка? — поинтересовался Фоменко.

Рустамов перевел.

Старик ответил, что здоровье у него хорошее. И тогда Фоменко сказал:

— Я желаю вам и всей вашей семье здоровья и счастья.

Старик некоторое время молчал, глядя мимо капитана, а потом спокойным и ровным голосом сказал:

— Нет у меня семьи, сынок. Убили всех душманы. Трех сыновей, их жен, девятерых внуков и мою жену. Жаль, что тогда меня дома не было, вместе с ними ушел бы с этого света. А так хожу по земле один и сам не знаю зачем…

— За что же так они?

— Не знаю. Старший сын мой был учителем, младший — трактористом. Пришла. банда, начали трактор раз-, бивать, а затем поджечь хотели, а сыновья заступились, не давали им творить это злодейство. А тут они узнали, что старший сын — учитель. И сразу же устроили резню… А я в это время был в другом кишлаке. Сердце из груди хотело выскочить: такое предчувствие было. Когда увидел дым над своим кишлаком — это шайтаны мой дом подожгли, — сразу понял, что страшная беда свалилась на мою седую голову. Когда прибежал, то было уже все кончено… только дом догорал.

Старик замолчал, оглянулся на шум моторов. Это к кишлаку приближались бензовозы, а затем неожиданно обратился к советскому и афганскому офицерам:

— Сынки, дайте мне автомат. Я должен отомстить душманам.

— Не надо вам воевать, аксакал, — дотронулся до его руки командир афганской роты, — обещаем, что мы отомстим душманам, их злодеяния не останутся безнаказанными.

Старик грустно кивнул головой и в знак благодарности приложил морщинистую, натруженную руку к груди.

Фоменко, желая как-то отвлечь старика от грустных мыслей, спросил:

— Скажите, отец, что заминировали душманы в вашем кишлаке?