Сыновья

За университетским городком в лучах солнца серебрилась тайга. Где-то далеко, над соснами, вздымалась снежная пыль от съезжавших с веток пушистых шапок и переливалась многоцветным колеблющимся маревом. Слева от Татарской слободы виднелся короткий отрезок Томи, почти слившейся со снежными берегами. А по Почтамтской туда-сюда шли студенты, как в мирное время, когда не было ни германской войны, ни революции. И какое сегодня правительство в Петрограде или Томске – им наплевать! У них своя студенческая республика, у них свои короткие и быстротекущие студенческие годы и им хочется как можно больше почерпнуть знаний для оставшегося впереди отрезка жизни.

Александр остановился и долго смотрел на это муравьиное движение молодых людей.

– Вот так и я сейчас беззаботно бы плёлся с конспектами к тебе на свидание, не обременённый ни казачьим званием, ни тысячами станичников, ни нашим сыном Эриком, а лишь одной тобой! Хотя и у студентов – свои заботы! А сынок для меня – не забота, а – радость. Наверное, всё что со мной происходит сейчас, предопределено моей короткой жизнью. Я это чувствую сам и тороплюсь жить. Я ещё не испытал праздности и беззаботности. В детстве – маленький станок в низовьях Енисея, малолюдность, бескрайняя тундра, няня, рисование и книги. В восемь лет – высылка родителей, невозможность всегда быть с отцом и матерью. В двенадцать лет – политехникум, в пятнадцать – гибель отца, в двадцать – институт, в двадцать четыре – женитьба, армия, в двадцать пять – Эрик, в двадцать шесть – командир дивизиона и атаман Енисейского казачьего войска, депутат Сибирской областной думы. Как видишь, судьба нанизывает новые и новые кольца на стержень моей жизни, поднимая на такие высоты, о которых я и не мечтал. Я пока ни разу не отказался от её подарков. И думаю, не надо судьбу огорчать отказом. Я беру всё, что посылает она мне, ради одной великой цели моего деда Киприяна: освоить Норильские горы и Северный морской путь. Думаю, с теперешними моими титулами мне легче будет добиться её. И я покоряю всё, что мне даёт судьба, ради тебя, моя дорогая Шарлотта! Мною движет моя любовь к тебе с тех пор, как двенадцатилетним мальчонкой я увидел тебя. Я хочу, чтобы ты гордилась мной!

– Я всегда гордилась и горжусь тобой! Но чрезмерное честолюбие где-то помогает тебе, а где-то вредит. Твой взрывной характер не всегда успевает найти верное решение. Помни, ты не один. За спиной – судьбы других людей.

– Лотточка! Во мне живёт мудрость и доброта деда, горячность и жестокость отца. Пока в своей жизни я не наломал дров. Как будет дальше – увидим. Но склоняться перед каждым ветром, дующим в лицо, я не намерен. Я всегда хочу видеть горизонт, видеть, куда иду, а не путь, по которому иду. Потому что заветные цели там – за горизонтом, а не под ногами.

15 января 1918 года Александра вызвали в Красноярск на малый круг, чтобы обсудить требование Совдепа о расформировании казачьего дивизиона. Ещё в декабре 1917 года Сергеем Георгиевичем Лазо, командиром отрядов Красной гвардии, был изложен план действий Красноярского исполкома в отношении казачества: «Нужно ликвидировать эту постоянную угрозу выступления против Советов. Думаю, что казакам нужно будет дать ультиматум и не более четырёх часов времени на раздумье. День посылки ультиматума нужно приурочить к тому времени, когда ачинский эшелон будет находиться на станции Красноярск. Я думаю, что казаки спасуют. Но если этого не будет, нужно быстро и энергично провести военные действия, начав с обстрела казарм сначала шрапнелью, а потом – из гаубиц».

Дубровинский, самолично убедившись в непризнании казаками власти Советов, начал активную подготовку к их разоружению. Восемнадцатого декабря приняли решение о роспуске Войскового казачьего Совета, а двадцать первого декабря – создали революционный боевой штаб. За два дня до начала Нового года исполком своим постановлением вызвал солдат из Томска, организовал охрану города и задержал солдат-енисейцев, возвращающихся в подразделения из отпусков.

Ананий Гордеевич Шахматов в начале января 1918 года уехал в Киев для участия в съезде воинов-сибиряков фронта от Енисейского казачества.

Дивизион, оставшийся без идейного вдохновителя, заколебался, тем более до казаков дошли слухи о готовящейся стрельбе из пушек по их казармам.