Syntheism - Creating God in the Internet Age

Сингулярность определяется тем, что она ниспровергает господствующие правила игры, начинает новую эру, посылает мощную ударную волну по этическому субъекту, который меняется настолько радикально, что приходится говорить о своего рода возрождении. Заметим, что событие истины всегда внутреннее, оно происходит изнутри наружу, а не извне внутрь. Поэтому оно не может быть навязано некой внешней силой, которая каким-то таинственным образом вторгается в феномен. Это означает, что, например, военные интервенции или падающие метеориты никогда не являются событиями в этом специфическом смысле. Именно здесь этический императив Бадью радикально расходится с моральным императивом Канта. Согласно Канту, человек становится аутентичной личностью, выполняя свой долг. Согласно Бадью, вместо этого возникает необходимость противостоять внешней норме, противопоставляя ее принятому долгу. Согласно Бадью, именно это противостояние норме, а не выполнение долга, является условием живой субъективности. Сингулярность - это культурный, а не природный феномен. Этический императив Бадью предполагает, что человек становится аутентичной личностью, выступая против господствующей нормы и борясь за новый мировой порядок с прицелом на синтетическую утопию.

Если истина - это действие, порождающее событие, то подлинное событие создает новую истину. За событием истины следует решение, за которым следует лояльность по отношению к решению об истине. Кроме этого, не существует истины вне события. Здесь Бадью радикально расходится с одержимостью Карла Поппера верификацией как гарантом истины. Бадью утверждает, что верификация занимает десятилетия и что сторонники истины достаточно мудры и никогда не ждут верификации, прежде чем действовать на основе истины. Таким образом, он отстаивает активную концепцию истины в противовес крайне реактивной концепции истины Поппера. Затем он разделяет развитие события истины на четыре фазы, через которые мы проходим как в качестве индивидуальных субъектов истины, так и в качестве исторического коллектива.

1. Откровение истины.

2. Отрицание события как истины.

3. Подавление события как истины.

4. Воскресение истины как событие.

Но что происходит с идеей рационализма об истине как правильном утверждении о существовании? Как и все другие формы трансрационализма, начиная с Гегеля, синтетизм не отрицает, что такая глубочайшая истина о существовании действительно существует. Но огромная сложность такой глубочайшей истины и недостаточность языка и мышления, когда речь идет о том, чтобы даже приблизиться к ней, делают ее недостижимой. Однако не в кантовском смысле - когда нуменальный объект оказывается за пределами нашего горизонта, потому что феноменальный объект мешает, - а как гораздо более радикальное следствие трансфинитной математики.

Истина о бытии настолько глубока, сложна, многогранна, что до нее невозможно добраться, поскольку она лежит бесконечно далеко от крайнего предела человеческого восприятия и силы человеческого воображения (созданного процессом эволюции для функциональной ориентации в окружающей среде, а не для выявления истины), по ту сторону границы с психозом. Это означает, что независимо от того, нравится это человеку или нет, он вынужден отдать самую глубокую истину на откуп теологическому мистицизму. Ведь что такое концепция Бога, рассматриваемая на самом глубоком уровне, если не предельная истина о существовании, до которой человек с его ментальными ограничениями никогда не сможет добраться? Поэтому мы помещаем самую глубокую истину в Синтеос, Бога, которого мы создаем на основе понимания наших ментальных ограничений, и помещаем его в открытое будущее, в то же время мы генерируем как научные, так и экзистенциальные истины через наши действия. Истина как поступок - это не только важнейший принцип этики; согласно трансрационализму, это также единственно возможная истина в эпистемологии.

Философствовать - значит метамыслить, и то, что Жак Лакан называет реальным, а Бадью - неназываемым, есть вечная изменчивость философии, ее собственная встроенная невозможность, ее генезис, который последовательно избегает перехода в становление. Здесь Бадью упорно противостоит философскому основанию процесса Жиля Делеза: там, где Делез вслед за Спинозой утверждает, что множественность тождественна Единому, что множественность однозначна, Бадью утверждает, что множественность неопределима. Он обвиняет Делеза в построении любовного конструктивизма, который полностью полагается на интуицию, в то время как сам он опирается только на строгость математики. Против спинозистской и делёзовской множественности Единого (Энтеос через Пантеос) он выдвигает множественность пустоты (Энтеос через Атеос), пустоты, которая есть не-бытие. Только в этом онтологическом уравнении множественности и пустоты Бадью видит возможность правильно отразить природу множественности. Только когда кто-то получает от Атеоса энергию для формулирования истины, истина становится событием.