Сыны Всевышнего (СИ)

Как раз в этот момент он почувствовал… Роман резко обернулся. Так и есть. Пока он, как дурак, поджидает зарвавшегося ботаника за первой партой, этот умник устроился на его месте – на самой последней парте в самом дальнем углу, с которой так удобно было наблюдать за всем классом. Роман просидел там без малого восемь лет – с самого первого дня своего пребывания в школе. Совсем один. И никто ни разу не посмел пересадить его на другое место. А теперь там сидит Бергер и смотрит на него вызывающе. Хочет таким наивным способом избавиться от его общества? Не выйдет.

Роман сгрёб в охапку всё, что успел выложить из сумки, и, подойдя к Бергеру, невозмутимо высыпал свои вещи на парту. Бергер в ответ посмотрел на него с каким-то оскорбительным недоумением, потом с показным равнодушием пожал плечами и принялся перелистывать учебник.

– Что я тебе сделал? – тихо спросил Роман, усаживаясь на стул. Только чудовищным усилием воли он сдерживался, чтобы не стукнуть хорошенько этого святошу, который корчит из себя, Бог знает что.

Бергер упорно делал вид, что не слышит его. Тогда Роман собрал все свои невысказанные эмоции и мысленно направил ему такое послание, от которого взорвался бы и камень. Бергер обеими руками схватился за голову и тихо зашипел от боли.

– Извини, – безмятежно сказал Роман. – Не сдержался.

Зато Бергер наконец-то на него посмотрел. С ужасом.

– Ну что ты за человек? – испуганно прошептал он.

– Видимо настолько ничтожный, что не заслуживаю даже того, чтобы мне ответили.

– Я не хочу с тобой разговаривать. Разве не ясно?

– Почему?

– Потому, что мне тошно от одной только мысли о том, чем ты занимаешься.

– Это тебя не касается.

– Тогда отстань.

– Не могу.

– Чего ты от меня хочешь?

– Чтобы ты со мной поговорил.

– Сказка про белого бычка. Нам не о чем разговаривать.

– Есть. Во-первых, ты мне ничего так и не рассказал из того, что обещал. Во-вторых, я хочу знать, что ты там увидел такое обо мне, что сразу сбежал.

– Ты сам это прекрасно знаешь.

– Скажем так – догадываюсь. Но у меня есть веские причины интересоваться тем, что увидел именно ты.

– Тебе не понравится.

– Ничего. Как-нибудь переживу.

Бергер развернулся к нему всем корпусом. В его взгляде была такая усталость, что Роману на мгновение даже стало его жалко. Но он решительно прогнал от себя этот мимолётный призрак слабости и твёрдо посмотрел в голубые глаза своего соседа, которые укоризненно светились на его осунувшемся за ночь лице.

– Ну конечно. Ты не можешь упустить возможности поговорить о себе. Это ведь самый интересный предмет на свете! Правда? И теперь ты нашёл с кем можно себя любимого бесконечно обсуждать. Во всех неприглядных подробностях.

– Не ерепенься, – весело сказал Роман. – Я всё равно от тебя не отстану. – Он мог бы поклясться, что при этих словах в глазах Бергера мелькнул ужас.

На этой оптимистической ноте прозвенел звонок. В класс вошёл Николай Николаевич. С неподдельным интересом взглянул на них. Настроение у него явно было прекрасное.

– Здравствуйте, друзья! – радостно воскликнул он, когда все расселись, – Кто расскажет нам о славянофилах? – Он дружелюбным взглядом обвёл класс и как бы невзначай остановился на Романе. – Князев! Я ведь давно Вас не спрашивал! – Он склонился над журналом. – Ну, так и есть! Пожалуйте к доске!

Бергер немного повеселел, и была-таки доля злорадства в его взгляде, которым он провожал Романа, пока тот шёл между рядами.

Николай Николаевич стоял у своего стола и улыбался Князеву ласково и лучезарно.

– Прошу Вас, Рома, начинайте.

Роман привычно настроился считать и воспроизвести вслух нужную информацию. Он уже открыл было рот, чтобы начать рассказывать, как неожиданно связь с источником оборвалась. В голове стало тихо и пусто. В принципе, Роману понравилось это состояние. Абсолютная безмятежность и ясность. Ему только не нравилось, что он стоит при этом, как дурак, перед всем классом и не может сказать ни слова.

Николай Николаевич улыбался, но взгляд его был безжалостен.

– В чём дело, Рома? Вы не готовы к уроку?

Роман покачал головой так неуверенно, что осталось непонятным, означало это движение отрицание или согласие.

– Не пугайте меня, Князев. Вы же отличник! Я не верю, что Вы ничего не знаете о славянофилах.

Роман вопросительно взглянул на учителя: «Может, отпустите?». Николай Николаевич насмешливо склонил голову набок:

«Слушай тишину, мой мальчик, –

Море зыбкого безмолвья.

В тишине плывут долины

И блуждают отголоски.

Тишина склоняет лица

До земли…».

Роман начал смеяться. Не отводя взгляда от сверкающих, как два стальных клинка, глаз Аверина, он кусал губы, чтобы не захохотать в полный голос.

– Я вижу движение мысли на Вашем лице. Ну же, Роман, не стесняйтесь. – Тихо и властно, словно заклинатель змей, увещевал его Николай Николаевич.

«Чего Вы от меня хотите?»

«Не смей обижать Кирилла. Никогда. Ты причинил ему боль. Это недопустимо».

«Больше не буду. Честно».

– Ну что ж, Роман, как мне ни жаль, но я вынужден поставить Вам двойку.

Князев, по-прежнему смеясь, развёл руками.