Сыны Всевышнего (СИ)

Роман ошеломлённо молчал, обуреваемый невероятным количеством самых противоречивых мыслей и чувств. Он хотел что-нибудь сказать и боялся сказать лишнее. Он вообще не знал, надо ли теперь говорить и как перестать думать. Каким образом остановить этот поток сознания, который бессвязными образами затопил его мозг, и он теперь не был уверен, что только его собственный. Ощущение было такое, будто он распался на молекулы и никак не может вынырнуть из первобытного хаоса.

– Давай уже поговорим, – терпеливо сказал Кирилл. – Вслух. Иначе мой мозг сейчас взорвётся.

Но Романа словно заклинило. Он, сжав зубы, смотрел на Бергера так, будто тот пытался заставить его выдать государственную тайну.

– Хорошо, – великодушно пришёл ему на помощь Кирилл. – Я буду говорить, а ты – внимательно меня слушать. Когда ты слушаешь, ты, по крайней мере, молчишь.

– ?!

– Я не хотел тебя обидеть. Ты мне не надоел. Просто я устал. Нет, не от тебя. Какой же ты обидчивый! Да тебя задевает буквально всё… Хватит. Хватит выяснять отношения. Да замолчи же ты, наконец! – не выдержал Бергер. Он спрятал лицо в подушку. – Извини. Никогда такого со мной не было. Я обычно слышу людей, которые рядом. Тех, кто непосредственно ко мне обращается. Или кого я сам спрашиваю. С кем-то из близких я, разумеется, общаюсь и на расстоянии. Они, конечно, не подозревают об этом. Просто подсознательно обращаются ко мне… Обычно, спросишь что-нибудь у человека, он тебе ответит – и разошлись. Или кто-нибудь тебе улыбается, а про себя всякие гадости о тебе говорит. Послушаешь, сделаешь выводы. Или у человека неприятности, он не может ни о чём другом думать и начинает тебе жаловаться. Посочувствуешь, он уходит. Но ты просто поселился у меня в голове. Причём я слышу тебя на любом расстоянии. Постоянно. Ты не замолкаешь ни на минуту. Такое впечатление, что тебе вообще больше не с кем разговаривать.

Не передать, как Романа задели последние слова. Главным образом потому, что они попали в самую точку. Роман никогда не считал себя сумасшедшим. Ему нравилось, что он особенный, что он может менять реальность, манипулировать людьми, видеть и слышать такое, что недоступно всем прочим. Но разве с кем-нибудь об этом поговоришь? Разве что с психиатром. И кто бы знал, насколько тягостно всегда не договаривать, бояться сказать лишнее, изо всех сил стараться не показаться странным и всё равно замечать, как кто-нибудь, кивая в твою сторону, крутит пальцем у виска. Каждое столкновение с реальностью, точнее с людьми, которые эту «реальность» олицетворяли, сколько Роман себя помнил, вызывало у него боль и ярость, которые он благоразумно пытался в себе подавлять. Но это была жалкая попытка запереть атомный взрыв в спичечном коробке. Не удивительно, что мало кто находил Романа приятным в общении.

Да, ему не с кем было поговорить. Всегда. И не только об этом. Но даже о самых простых вещах. Просто потому, что не было рядом человека, с которым ему захотелось бы своими мыслями делиться. Сначала он надеялся, что Руднев станет таким человеком. Но Андрея Константиновича богатый внутренний мир компаньона нисколько не интересовал. О родителях и речи нет. Они жили своей «взрослой» жизнью. И никогда не интересовались, чем он дышит. Не доставляет хлопот – и ладно. Роман потому и старался изо всех сил быть отличником, спортсменом и вообще молодцом, чтоб они к нему в душу и дальше не лезли. Итак, он, по большому счёту, никогда никому не был нужен. И этот умник с ангельской физиономией сейчас примется его жалеть. От этой мысли Романа просто переклинило. А в таком состоянии он плохо соображал, что делает.

– Это всё? – с холодной яростью спросил он. – Мне очень жаль, что я доставил тебе столько неудобств. Полагаю, это просто недоразумение. Постараюсь его исправить. Если это всё, что ты хотел сказать, тогда тебе, наверное, пора. Извини, что отнял у тебя время.

Бергер посмотрел на Романа так, будто он его ударил, и глаза его наполнились слезами.

– Я не хотел. Тебя обидеть, – с трудом произнёс он, и губы его дёрнулись. – Пожалуй, я, правда, пойду, – прошептал он и решительно встал, откладывая подушку.

Именно в этот момент Роман услышал, как открывается входная дверь. Кто-то из родителей вернулся. Не хватало ещё, чтобы они увидели, как из его комнаты выбегает заплаканный мальчик. Что он потом будет придумывать, чтобы объяснить этот подозрительный факт?

– Сидеть. – Тихо приказал он Бергеру. – И не вздумай реветь.

Он быстро пошёл к двери. Оттуда обернулся и погрозил Кириллу кулаком. Тот закусил губу и отвернулся.

– Привет, мам, – Роман буднично кивнул матери, забирая у неё пальто и вешая его в шкаф. – Мы с приятелем готовим проект по физике. Не отвлекай нас – ладно?

– Конечно. Занимайтесь. – Она поправила перед зеркалом волосы, потрепала его по щеке (ладно, потерпим), и ушла к себе.

Роман вдохнул поглубже и шагнул обратно в комнату так отчаянно, словно бросался в холодную воду, боясь увидеть там горько плачущего Бергера. Однако Кирилл просто сидел в обнимку всё с той же подушкой и покусывал костяшки пальцев.