С одной стороны, новость о том, что они едут в знакомое место, Сашу радовала, все-таки приятней оказаться у людей, с которыми тебе уже доводилось плодотворно пообщаться. Но с другой, в этом крылась и опасность. Катерина с Валечкой должны были помнить Сашу, и, когда он появится у них на пороге, то своей реакцией на его появление эти двое неизбежно выдадут факт их знакомства. И это сведет на нет все усилия Саши втереться в доверие к Лиственнице. Его спутница тут же поймет, что Саша оказался рядом с ней отнюдь неспроста. И убедить ее в том, что он хочет лишь общего блага, будет делом затруднительным.
Но когда до знакомого дома было уже рукой подать, Лиственница одной фразой сама разрешила все его сомнения.
– Останешься ждать меня в машине.
– А ты?
– Это дом моего жениха. У него мы сможем найти приют и помощь. Но он живет не один, а со своей мамой, и я должна подготовить их к твоему появлению.
– Неудобно заявиться к незнакомым людям с бухты-барахты.
– Тем более сейчас, когда умерла их бабушка.
– То есть там будет много народу?
– Сейчас, думаю, да.
Она ушла, ничего больше не объяснив, а Саша остался. Он долго думал, но не придумал ничего более разумного, чем позвонить Катерине.
– Я у вашего дома. Мне нужно с вами поговорить.
Катерина его узнала и воскликнула:
– Ой, что же ты не предупредил, что приедешь! Сашка, как же быть? Нас с Валей и дома-то нет!
– А где же вы?
– Так бабушка-то умерла. А с этими похоронами столько дел, что мы совсем замучились. Федор Степанович настаивает, чтобы побыстрее, времени у него нет, чтобы ждать.
– Федор Степанович! – вырвалось у Саши. – Кто это?
Но Катерина то ли его вопроса не услышала, то ли не захотела отвечать, но продолжала тараторить свое:
– Так он на свои связи нажал, так что завтра уже похороны состоятся. Вроде как и хорошо, что быстро, но столько всего переделать надо, ты не представляешь! И хорошо, что не представляешь, не дай бог тебе таких хлопот. Молод ты еще для них. Одним словом, мы с Валей сейчас в городе, последние формальности оговариваем. Назад вернемся не раньше чем часа через два.
Саша едва удержался, чтобы не воскликнуть «отлично!».
Вместо этого он заметил:
– Вас дома нет, а у вас в доме во всех окнах горит свет.
– Да это Федор Степанович небось электричество жжет. Не привык экономить, на широкую ногу живет человек. Генерал! А приехал он, чтобы завтра быть на похоронах. Постучись. Если он тебя пустит, то подождешь нас в тепле. Он тебя угощать будет, но ты с ним не пей. Он хоть и генерал, но шибко дурным делается, когда выпьет.
Получив эти указания, Саша совсем растерялся. Но тут вернулась Лиственница.
– Вали нет. Мамы его тоже. А дома один их родственник, по виду и запаху сильно пьяный. Не знаю, стоит ли туда идти.
– Ты его знаешь?
– Кого?
– Родственника.
– Нет, в первый раз вижу эту пьяную морду.
Лиственница произнесла это совершенно естественным голосом. Похоже, она и впрямь не подозревала, что сидящий в доме Федор Степанович может оказаться тем самым генералом, который прикрывал бизнес ее родителей и знакомством с которым она так хвалилась перед Грибковым.
– Пойдем. Не в машине же их ждать.
Саша так воодушевился, что совсем не подумал о своем приятеле – алабае Мишке. И тот едва не разрушил все инкогнито Саши, завилял хвостом, заулыбался своей огромной пастью, подбежал к забору с таким дружеским и приветливым видом, что Лиственница насторожилась.
– Что это с ним? Вы что, уже знакомы?
– Да нет! Откуда!
– Мишка так только старых друзей встречает.
Ситуацию спас подскочивший к ним в этот момент Барон. Увидев другую собаку, алабай мигом забыл все свои мирные наклонности, страшно зарычал и кинулся на ограду.
– Р-р-разорву! Конкур-р-рент!
Пришлось утащить перепуганного Барона назад в машину. Там было хоть и холодно, зато безопасно. А Мишка еще долго обнюхивал Лиственницу и особенно Сашу, словно не веря, что мелкого четвероногого вредителя больше с ними нет. И неизвестно, как бы еще повернулись дела, пропустил бы их Мишка или вздумал охранять свою территорию, но из дома выглянула мужская голова, которая крикнула:
– Свои! Мишка, место!
Только после этого окрика сторожевой пес потерял всякий интерес к гостям и уныло потопал назад к своей будке. Вид у него был удрученный, как у человека, у которого отняли в этой жизни последнюю радость. Весь его вид говорил о горьком укоре в адрес хозяев, но ослушаться команды он все равно не посмел.
В доме было душно и накурено. Воздух был таким густым и спертым, что казалось, его можно было резать ножом на большие прозрачные куски, а потом подавать к столу как закуску вместо студня. А всему виной был большой мужчина, который встретил их у входа.
Не спрашивая их согласия, он хлопнул обоих по плечам:
– Пошли! Помянем мать!