Сыворотка счастья

– А я вас зачем держу? Кто вас должен уведомить? Вы сами должны быть в курсе всего, что на периметре происходит.

Но раздавшаяся с улицы автоматная очередь положила конец дискуссии. Алабай в последний раз жалобно взвизгнул и умолк.

– Пристрелили пса! – ахнул Федор Степанович. – Сволочи!

И Саша тут был полностью согласен с генералом. Действительно сволочи! Кто бы там ни пытался штурмовать дом, это настоящие сволочи, раз они так обращаются с животным, которое всего лишь выполняет свой долг. Но через забор уже прыгали люди в черном камуфляже. Вооружение и экипировка у них были настолько серьезными, что сомнений не возникало – к ним пожаловали настоящие профессионалы. И пришли они отнюдь не с добром и не с миром.

Федор Степанович тоже помрачнел.

– Что творится! А ну-ка, ребятки, спрячьтесь ненадолго. Не надо, чтобы вас тут видели. Я фигура крупная, меня так сразу тронуть они побоятся, а вот вы можете под горячую руку и пострадать.

Совет последовал очень ко времени. Входная дверь уже трещала под натиском штурмующих. И было ясно, что долго ей не продержаться. И, прячась в недра просторного шкафа, на который указал им генерал, Саша еще успел подумать, зачем так грубо действовать, генерал не собирался оказывать сопротивления. Да и с кем? С Петром и Василием с их табельным оружием против автоматчиков не попрешь, будь ты там хоть трижды генерал. Но это не остановило врагов. И дверь они предпочли именно сломать.

А потом началось и вовсе невообразимое. На Федора Степановича накинулись, скрутили его без всякого почтения к погонам и данной ему власти надели на него наручники, а самого положили лицом на стол. Положение унизительное и в чем-то даже чрезмерное. Что там происходило с денщиками, Саша видеть не мог, их повалили прямо на пол. Но судя по сдавленным стонам, им приходилось совсем худо.

Тем не менее на все это ушло не более нескольких минут. Затем в дверь зашел еще один мужчина, в котором Саша безошибочно угадал главного виновника всей этой кутерьмы, настолько важно он держался.

– Арестованного ко мне!

И Федора Степановича поволокли ближе к этому типу. Тот кивнул все с тем же довольным и важным видом.

– Обыскать дом! – приказал он.

Его люди тут же кинулись врассыпную. Они сновали по всему дому, словно огромные черные скорпионы, опасные и безжалостные к тем, кто осмелится встать у них на пути. Саша и не собирался становиться, но они сами сунулись к шкафу, в котором прятались они с Лиственницей. Казалось, что еще мгновение, и тайник их будет обнаружен. А сами они извлечены из него и подвергнуты допросу.

Но этого не произошло. Стоило руке невидимого врага прикоснуться к шкафу, как случилось нечто непонятное. Дно шкафа под ногами друзей внезапно исчезло, и они кубарем полетели вниз. А тем, кто заглянул в шкаф, представилась лишь пустая ниша, в которой не было ни единого намека на то, что еще секунду назад тут сидели целых два свидетеля творящегося в доме произвола.

Пока Саша с Лиственницей, не сильно пострадав при падении, пытались подняться на ноги и понять, где же они находятся, наверху над их головами происходил диалог следующего содержания:

– Вот мы и свиделись с тобой, Федя.

– Не могу сказать, что рад тебя видеть, Проша.

И мужчины обменялись напряженными взглядами. Сложно сказать, что за чувства испытывали друг к другу эти двое. Враждебность, круто замешенная на зависти ненависть у одного? И обреченная усталость от невозможности что-либо уже изменить у другого?

– А помнишь, Федор, когда мы с тобой последний раз виделись, я тебе говорил, что еще отплачу тебе той же монетой?

– Помню. Ты как раз готовился из следственного изолятора ехать в суд. Не думал я, что из зала суда тебя освободят. Но уж такой ты ловкий человек, умения дела делать у тебя не отнять.

– Ты меня под трибунал пытался подвести, да я из беды выбрался. А уж ты отправишься за решетку без обратного билета, об этом я позабочусь.

– Ты меня с собой не равняй. Ты под следствием оказался не по моей вине, а потому что ты вор и есть! Казнокрад!

– Это ты виноват в том, что я под суд угодил и репутацию свою подпортил.

– Виноват я был только в том, что слишком долго закрывал глаза на твои художества. Это и позволило тебе зарваться. Сразу надо было тебя пресечь, тогда и проблем бы было меньше. А я все боялся чего-то. Позора боялся. Вот и добоялся. А в том, что случилось с тобой, виноват в первую очередь ты сам. И я это говорил и всегда говорить буду. А что ты от следствия увильнул, всем рты замазал и подкупил всех, кого смог, так это слабость нашей системы в целом, а не твои личные заслуги! Видать, много же ты наворовал, что было тебе чем откупиться.

– Это лишь твои предположения, – елейным голоском произнес его враг. – А следствие доказало мою непричастность по всем пунктам, которое предъявляло мне обвинение. И ты, Федя, лично!

– Сволочь ты, Прохор. И собаку еще мою застрелил! Мишка-то чем перед тобой провинился?

– А тем, что это твой пес!

– В меня и стреляй, зачем же в него-то?