Феликс пожал плечами и развел руками.
— Два излучателя должны быть у подножия лестницы.
— За ними вы спуститься все равно не успеете. Лучше оставайтесь здесь и возьмите бластер Марты.
— Да, сэр.
Гамильтон отполз назад, объяснил, что ему нужен бластер и посоветовал Марте укрыться между стеллажей. Та запротестовала.
— Приказ шефа, — не моргнув глазом, соврал Гамильтон и повернулся к Филлис: — Как дела, малышка?
— В порядке.
— Держи нос повыше, а голову пониже.
Гамильтон взглянул на счетчики обоих излучателей — в них оставался одинаковый заряд. Опустив в кобуру оружие Монро-Альфы и быстро взглянув на дверь, которую охраняла Филлис, он взял ее за подбородок, повернул к себе лицом и торопливо поцеловал.
— На память, — сказал он и сразу же отвернулся.
За это время Мордан не заметил никакой активности со стороны противника.
— Но она непременно проявится, — добавил арбитр. — Мы вынуждены экономить заряды, и скоро они это поймут.
Ожидание казалось бесконечным. Оба угрюмо воздерживались от стрельбы по целям, которые им услужливо предлагались.
— Думаю, — заметил наконец Мордан, — стоит израсходовать в следующий раз один заряд — это может дать нам еще некоторую отсрочку.
— Уж не посетила ли вас бредовая мысль, будто мы все-таки
— Может, вы и правы. Но мы все равно будем держаться.
— Разумеется.
Скоро перед ними появилась цель — и достаточно четкая, чтобы понять, что это человек, а не муляж. Мордан достал его лучом. Человек упал на видном месте, однако, экономя заряды, осажденные позволили ему беспрепятственно уползти.
— Послушайте, Клод, — Гамильтон коротко взглянул на арбитра, — а ведь
— Религия занимается. И философия.
— Я не это имею в виду. Этим следует заняться, как и любой… — он остановился. — Вам не кажется, что чем-то пахнет?
— Не уверен… — Мордан потянул воздух носом. — На что похож запах?
— Сладковатый… Он… — неожиданно Феликс ощутил головокружение — ничего подобного прежде он никогда не испытывал. Он увидел двух Морданов разом. — Газ, — догадался он, — они до нас добрались. Пока, дружище.
Он попытался добраться до прохода, в котором дежурила Филлис, но сумел сделать лишь несколько неуверенных движений и, растянувшись, остался лежать ничком.
Глава X
«…единственная игра в городе»
Быть мертвым оказалось приятно. Приятно и спокойно — без скуки. Но немножко одиноко. Гамильтону недоставало остальных — безмятежного Мордана, отважной Филлис, Клиффа с его застывшим лицом. И еще того забавного маленького человечка, трогательного владельца бара «Млечный путь». Как же его звали? Херби? Герберт? Что-то вроде этого… Гамильтон отчетливо представлял себе его лицо, однако имена без слов приобретали совсем иной вкус.
Почему он назвал того человека Гербертом?
Неважно. В следующий раз он не изберет своим делом математику. Математика — материя скучная и безвкусная. Теория игр… Любую игру всегда можно прервать. Какой в ней интерес, если результат заранее известен? Однажды он изобрел подобную игру, назвав ее «Тщетность» — играя как угодно, вы были изначально обречены на выигрыш. Нет, это был вовсе не он, а игрок по имени Гамильтон. Сам он не Гамильтон — по крайней мере, в этой игре.
Он генетик — вот здорово: игра в игре! Меняйте правила по ходу игры. Двигайте игроков по кругу. Обманывайте сами себя.
«Закройте глаза и не подглядывайте, а я вам что-то дам — и это будет сюрприз!»
Сюрприз — вот суть игры. Вы запираете собственную память на ключ и обещаете не подглядывать, а потом разыгрываете вами избранную часть, подчиняясь правилам, определенным для данного игрока. Временами, правда, сюрпризы могут оказаться страшненькими — очень неприятно, например, когда тебе отжигают пальцы.
Нет! Эту позицию проиграл вовсе не он. Это был автомат — некоторые роли должны быть отведены автоматам. Именно автомату он отжег пальцы, хотя в свое время это и показалось ему реальностью.
При пробуждении так бывало всегда. Всякий раз трудновато было вспомнить, какую из ролей ты играл, — забывая, что играл все. Ну что ж, это была игра — единственная игра в городе, и больше заняться было нечем. Что он мог поделать, если игра была жульничеством? Но в следующий раз он придумает другую игру. В следующий раз…
Глаза его не действовали. Они были открыты — но увидеть он ничего не мог. Чертовски странно — явно какая-то ошибка…
— Эй! Что тут происходит?
Это был его собственный голос. Он сел — и с лица упала повязка. Все вокруг было таким ярким, что стало больно глазам.
— В чем дело, Феликс?
Повернувшись на голос, Гамильтон попытался сфокусировать слезящиеся от рези глаза. В нескольких футах от него лежал Мордан. О чем это он хотел у Мордана спросить? Как-то вылетело из головы…
— Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал, Клод. Как долго мы были мертвы?
— Вы не мертвы. Просто немного больны. Это скоро пройдет.
— Болен? Это так называется?