— Да, там шляются беглые и горстка аборигенов, — добавил Понс. — Дикари. Бедняги, которые никогда не вкушали плодов цивилизации. Их очень трудно спасти, Хью. Ведь они не стоят и не ждут, когда их обнаружат, как вы, например. Они хитры, как волки. Стоит в небе появиться хоть тени — и они замирают на месте. Их никак не обнаружить с воздуха. Кроме того, эти создания способны на все. Конечно, мы с легкостью могли бы выкурить их оттуда, но тогда и игра кончится, а это неинтересно. Хью, кстати, ты ведь и сам жил там, поэтому должен знать, как это можно устроить. Как нам переловить бродяг, не портя игры?
Мистер Хьюберт Фарнхэм колебался ровно столько, сколько ему требовалось на то, чтобы сформулировать ответ.
— Их Милость, должно быть, знает, что ничтожный слуга — всего лишь слуга. И он никогда не осмелится предположить, что его незначительные соображения могут хотя бы близко подойти к тем гениальным решениям проблемы, которые несомненно переполняют великий ум Их Милости.
— Что такое, черт возьми? Перестань, Хью. Я действительно хочу знать твое мнение.
— Вы знаете мое мнение, Понс. Я слуга. И мои симпатии — на стороне беглецов. И дикарей. Ведь я и сам пришел сюда не по собственной воле. Меня привели.
— Конечно, и ты, и даже Джо были захвачены. Но уж, наверное, теперь ты не жалеешь об этом? Теперь-то ты видишь разницу, не так ли?
— Да, вижу.
— Тогда ты должен благодарить судьбу за то, что условия твоей жизни улучшились. Разве теперь ты не можешь назвать их комфортными? Разве не ешь вкуснее и сытнее? Дядя! Да ведь когда мы подобрали вас, вы голодали и били вшей. Вы были чуть живыми от непосильного труда, я же знаю! Я не слеп и не глух: в моей семье даже последний слуга не работает так много, как приходилось вам, и спит в куда лучшей постели, к тому же у вас еще и вонь стояла такая, что нам едва удалось вывести ее. А ваша пища (если так можно назвать ту гадость, которую вы ели)… Любой из моих слуг побрезговал бы прикоснуться к ней. Разве все это не правда?
— Правда.
— Так в чем же дело?
— Я предпочитаю свободу.
— Свобода! — Их Милость презрительно фыркнул. — Плод больного воображения. Бессмыслица. Хью, тебе бы следовало заняться семантикой. Современной семантикой, конечно. Вряд ли в ваше время такая наука существовала. Мы все свободны идти предписанными нам путями. Так же, как камень волен падать, когда ты подбрасываешь его в воздух. Никто не свободен в абстрактном смысле этого слова. Может, ты думаешь, что я свободен? Скажем, свободен поменяться с тобой местами, а? А поменялся бы я с тобой, если бы мог? С радостью, клянусь! Ведь ты даже представления не имеешь о том, какие заботы обуревают меня, чем я занят. Иногда я всю ночь лежу, не в силах заснуть, и мучительно раздумываю о том, как мне быть дальше, — а ведь такого в спальнях слуг не бывает. Они счастливы — у них нет забот. А я должен терпеливо нести свое бремя.
Лицо Хью приняло упрямое выражение. Понс подошел к слуге и обнял его за плечи.
— Ладно, давай обсудим это разумно, как два умных человека. Ведь я не отношусь к тем отягощенным предрассудками Избранным, которые считают, что слуга не способен думать, потому что кожа его белого света. А такие есть, ты знаешь. Разве я не уважал всегда твой интеллект?
— Да… уважали.
— Это уже лучше. Тогда позволь мне кое-что объяснить тебе — Джо знает, что, — а ты будешь задавать вопросы, и мы придем к разумному взаимопониманию. Во-первых… Джо, ты ведь видел Избранных повсюду, в том числе Избранных, которых наш друг Хью, несомненно, назвал бы «свободными». Расскажи ему о них.
Джо хмыкнул.
— Хью, если бы ты видел их, то был бы рад, что имеешь счастье жить в имении Понса. Я могу описать их только так: «нищее черное отребье». Совсем как то «нищее белое отребье», которое жило на берегах Миссисипи. Несчастные, которые даже не знают, что будут есть в следующий раз.
— Понимаю.
— Я, кажется, тоже понимаю, — согласился Их Милость. — Очень выразительно. Я предвижу день, когда каждый человек будет иметь слуг. Конечно, это случится не за одну ночь, потребуется долгое время, чтобы прийти к такому. Но мой идеал — когда у каждого Избранного будут слуги, а о слугах будут заботиться так же, как в моем имении. Я для этого делаю все, что в моих силах. Я слежу за тем, чтобы они с рождения и до смерти ни в чем не испытывали недостатка. Им нечего бояться, они живут в абсолютной безопасности, чего нет в горах. Они счастливы, они никогда не работают до седьмого пота — как я, например, — они развлекаются, чего я никак не могу сказать о себе. Эта партия в бридж — первое настоящее развлечение за целый месяц. Моих слуг никогда не наказывают, разве только для того, чтобы вразумить их; да ты и сам знаешь, что в большинстве своем они непроходимо глупы. Не подумай, что я и тебя отношу к этой категории… Нет, я могу честно сказать, что считаю тебя способным руководить другими слугами, несмотря на твой цвет кожи. Я говорю о простых слугах. Честно, Хью, неужели ты считаешь, что они могли бы сами позаботиться о себе так же хорошо, как забочусь о них я?