Т-34. Крепость на колесах

Дольше всех продержался танк, застрявший в чужом огороде. Вначале он отчаянно рычал двигателем, пытаясь освободиться. Добились немцы этим только выхода из строя трансмиссии, а вот шанс бежать, пока ими не интересуются, упустили. На предложение сдаться ответили пулеметным огнем… Ну, что же, была бы честь предложена.

Несколько бутылок наполнили бензином из бака разбитого, но так и не сгоревшего бронетранспортера. Оставалось лишь закидать ими немцев. Даже поджигать не потребовалось — как только горючее попало на все еще горячий двигатель, оно полыхнуло само. Несколько секунд спустя распахнулся люк, вывалилась фигура в горящем комбинезоне, покатилась по земле, сбивая пламя… Щелкнул выстрел, и немец, как-то неловко выгнувшись, замер. Больше наружу никто не вылезал, и лишь отчаянно, перекрывая голосом шум разгорающегося пожара, вопил из железной коробки какой-то ариец. Очевидно, вспоминал о превосходстве германской нации перед славянами, что, согласно приказу фюрера, было фундаментально и незыблемо…

— Вот ведь сволочи, — Ильвес вытащил из кармашка на поясе запасной магазин к автомату, страшно исковерканный пулей. — Такую вещь загубили.

— Хуже было бы, попади они на сантиметр выше, — задумчиво отозвался Сергей, забирая у курсанта «рожок» и внимательно его осматривая. — Ты эту хрень сбереги на память. Когда в старости будешь внукам о подвигах рассказывать, покажешь. Какая у тебя получилась бронежилетка…

Из шкуры с… гм… задницы дракона, едва не добавил он, но смолчал. Все равно шутки этой здесь не поймут. Да и в своем времени мало кто понял бы. Творение знаменитого опера к моменту их отбытия сюда уже редко кто вспоминал[29].

А вообще, конечно, Ильвесу повезло. Винтовочную пулю эта железка хрен бы остановила. А вот автоматную… При всех своих достоинствах, МП-40 оружие довольно слабенькое. Останавливающее действие в упор у его пули, конечно, отменное, куда лучше, чем у патронов, массово применяемых в советских автоматах и пистолетах. Но вот пробивное действие у трехлинейных пуль, цельнотянутых с маузера, куда как выше, летят они дальше и смертельно опасны на приличной дистанции. Девятимиллиметровый же парабеллумовский патрон немецкого автомата, страшный при стрельбе в упор, теряет силу очень быстро, и не факт, что способен поразить врага через диагональ футбольного поля. Рассказы о том, как пули застревали, скажем, в валенках, если под ними был намотан толстый слой портянок, Сергею приходилось слушать неоднократно, причем от людей, к вранью не склонных[30]

. Видимо, нынешний случай как раз к таким и относился.

— Все равно жалко…

— Ты, случайно, не хохол?

— Нет… А что?

— Да уж больно характер куркулистый. Ладно, заканчивай хныкать, ничего еще не решено.

Действительно, хотя победа была на их стороне и выглядела впечатляюще, основная задача была совсем иной. Заложников вытащить. А заложники, что характерно, располагались в другом месте. И, хотя охраняло их, если верить пленному шоферу (и еще нескольким фрицам, захваченным уже здесь и ставшим ценой всего-то пары сломанных ребер вполне адекватными и даже разговорчивыми), не так много народу, все же недооценивать фрицев не стоило. Нет, в том, что удастся намотать их на гусеницы, никто не сомневался, однако же заложников они при желании вполне успеют покрошить. Впрочем, это война, а на ней бывают потери.

— В броневик. Плахов, тебя это тоже касается.

— Сейчас, — их штатный переводчик резко встал и едва не рухнул. Близким разрывом гранаты его контузило. Скорее всего, несильно — даже сознания не терял, но точнее мог бы сказать только врач, которого еще где-то найти надо. Пока шел бой, все активно стреляли и бегали, парень вроде бы и не обращал на это внимания, но сейчас, похоже, организм исчерпал резервы. Еще немного — и начнет не только падать, но и блевать. И в бою от него толку будет ноль, цинично подумал Сергей.

— Все, лечь и лежать. Справимся сами.

— А…

— Можешь руководить сбором трофеев и пленных, но не вставать. Все, погнали!

Плахов лишь проводил товарищей тоскливым взглядом. Соображал он быстро и умом понимал, что в таком состоянии толку от него мало, но все равно предпочел бы оказаться в гуще событий. В свое время непоседливый характер толкнул студента-лингвиста в драку с сыном замнаркома… Это в конечном итоге и занесло его в армию, ибо папаша лишившегося передних зубов урода оказался мужиком злопамятным. Вот только достать обидчика великовозрастного дитятки из рядов вооруженных сил даже столь высокопоставленному чиновнику оказалось непросто. А потом война, которая, как известно, списывает не все, но многое. И, самое смешное, Плахову такая жизнь нравилась. Его деятельной натуре война подходила идеально. Необходимость остаться в тылу он воспринимал болезненно, а потому, усилием воли задавив головокружение, принялся отдавать приказы. В конце концов, не лежать же бревном…