Та'рих-и Рашиди

Никогда не распускался цветок в саду вечности, и никто не вдыхал аромат того нераспустившегося цветка. Только тот нашел дорогу в сад вечности, кто перешагнул через стену небытия и сбросил одежду бытия. Как это бренное тело может достичь моря вечности, если ветер тленности не подготовит его, а глаз сможет увидеть из дверцы небытия цветник вечности? Место постоянного пребывания всех — обитель вечности, а место бегства всех — дома тленности. Устраиваться на том месте, с которого надо бежать, — ошибка. Байт:

В месте прохода потока небытия строит домРазве что сумасшедший, умный не построит

Воротник ни одного гордеца не уцелеет от руки смертного часа, разве что душа его.

Стихи:

Я слышал, что блаженный Джамшид

Написал на камне у источникаУ этого источника подобно нам отдыхали многие,Очи ушли, только успев закрыть глазаОни завоевали мир мужеством и силойНо не унесли его с собой в могилу,Мир о сын не есть царство вечноеНельзя надеяться на постоянство его,

Когда чистая душа приготовится к уходу,То нет разницы умереть на троне или на землеЕсли ты и сто лет будешь жить, но в один деньТы должен уйти из этого радующего сердце дворца

Цель этого вступления и этой речи — описать конец счастливой жизни [Са'ид] хана. Когда он решил упомянутые дела, то отправился из Марйула Тибета в Йарканд. Я проводил его на [расстояние] однодневного пути и поставил клеймо прощания на челе расставания. Огонь безнадежности так и пылал в сердце надежды. Несущий благоденствие взгляд хана до тех пор, пока я видел его, был обращен в сторону сего раба, а я отправился с тревожной душой, с глазами, полными слез, и с сердцем, сжигаемым огнем разлуки. Стихи:

О вращающееся небо, дело твое всегда такое

Обычай твой — насилие, притеснение, жестокость к нам[1145],А религия твоя — разлучать любящих друзейТакой удивительный у тебя обычай и что за религия приносящая беду

В то время, как каждый миг раздувался огонь расставания и усиливалась печаль разлуки, в своем воображении я мечтал о встрече, так как многие такие ночи разлуки /297а/ сменялись утром свидания и такие мысли как-то успокаивали меня. Байт:

Эту мечту я рисую в своем воображении, а небо говорит“О, какое богатое воображение и неосуществимая мечта!”

А язык сердца, исходя из обстоятельств, говорил: “Это вечер той разлуки, утро которой будет днем воскресения из мертвых”. Через четыре дня мне прислали письмо, написанное его благословенной рукой, о том, что он прошел перевал Сакри[1146]

и слабости, которой опасались, не было, и он благополучно остановился в Нубре, откуда уедет после праздника жертвоприношения. Там он приписал сочиненное им по-тюркски руба'и:

О утренний зефир отправься к моему цветку распустившемуся,Нет не к цветку, а к луне моей светящейся, как солнце,Расскажи ему о моей тоске безутешнойИ передай привет моему приемному сыну

Это были последнее письмо и послание. После исполнения положенных церемоний в праздник жертвоприношения они быстро уехали. Когда они прошли ледяные перевалы, в благородной натуре [хана] под действием ядовитости того адского воздуха наступила резкая перемена. Местность, на которой поражала болезнь удушья, от одного до другого конца составляла восьмидневный путь. Описание болезни удушья приведено при упоминании о Тибете. Эмиры согласились на том, что как спешка, так и задержка [сейчас] вредны и опасны, во всяком случае все же следует быстрее добраться до места, где не бывает удушья, возможно, до того времени естественные силы [хана] смогут оказывать сопротивление усилению болезни. Если же пребывание и продвижение через места, где существует болезнь удушья, будут продолжительными, то на такое промедление, возможно, сил [у хана] не хватит. Байт:

У тебя нет выхода кроме двух путейИли ты умрешь или тебя потащат