Артем запрокинул голову. Его глаза были широко открыты, но он не видел ничего, кроме собственного удовольствия. Да, это чувство визуализировалось, расплылось перед ним, как раскаленная лава, сжигающая все на своем пути. Проблемы превращались в пепел.
Это чувство было похоже на оргазм, длящийся несколько минут. Затем в теле поселилось тепло, будто кто-то воткнул внутрь тела нагревательный элемент. Расслабление. Нега. Артем упал на кровать и раскинул руки в стороны. Его окутало ватой.
Он не думал о том, что будет после. Проще сказать, что он широко закрывал глаза на последствия. А героин не отпускает просто так. Его побочные эффекты не заканчиваются лишь на сухости во рту. Те, кто не понаслышке знает, что такое дисфория, согласятся, что вещь эта весьма и весьма неприятная.
Я наблюдал за тем, как Артем медленно двигает ногами, лежа на кровати. Пальцы его рук были похожи на крючки, которыми он пытался подцепить что-то видимое лишь ему одному. Он смотрел на меня, но, казалось, не видел ничего, кроме собственного удовольствия, сжигающего все и вся.
Так пролежал он минут десять, после чего, повернувшись на бок, уснул крепким сном. Ушла боль. Ушел и я, понимая, что на сегодня представление окончено. Мне хотелось выпить, потому перед уходом я залез в холодильник и достал оттуда бутылку пива. Оно покорило меня своим холодом, приятной влажностью бутылки, своим запахом. Чувство эйфории, которое совсем недавно испытал Артем, казалось, витало в воздухе. Я хватал его губами и, посмаковав, глотал, как глотал свои таблетки. Тихий шелест наводил меня на позитивные мысли.
Мужчина средних лет, глава небольшого семейства, одетый в простую футболку и джинсы, стоял неподалеку от кассы одного из ресторанов быстрого питания, расположенного в главном холле огромного торгового центра. Его жена, чуть полноватая, но весьма хорошая личиком женщина, держала за руку мальчугана лет семи. Тот вертелся из стороны в сторону, подобно юле, чем немало напрягал меня, сидящего неподалеку и медленно попивающего кофе.
С томящимися выражениями лиц эти типичные представители среднего класса выстаивали очередь в кассу для того, чтобы заполучить, наконец, бургеры, большую порцию картофеля фри и несколько стаканов шипучей колы. Над ними, заполняемое звуками разных национальностей и тональностей, распространялось чуть поблескивающее облако. Оно было подобно реальному облаку, нависшему над небольшим поселением и поливающему земли этого самого поселения чистой, как слеза младенца, водой. Вот только облако было искусственным. Химическая реакция, придающая окружающему пространству свой шарм. Искусственным было все вокруг.
Я долго наблюдал за выражением лица, за взглядом того мужчины. Подмечал, когда и куда он посматривал втайне от жены, слишком занятой воспитанием избалованного сынишки. Его лицо почему-то напомнило мне о стрелке компаса. И не только лишь потому, что оно было вытянутым и ромбовидным. Эмоции на этом лице, казалось, движутся к одному-единственному месту – к эмоциональному северу.
Жена его была чуть скучна. Даже несмотря на то, что она старалась активно слушать своего мужа, взгляд ее буквально зависал в воздухе, как вертолет зависает над посадочной площадкой. Быть может, виной тому была тяжелая рабочая неделя, свалившаяся на нее отчетами в бухгалтерию и прочей ерундой, о которой ее голова хотела болеть только положенные сорок часов в неделю. Фрейд и его сторонники, недолго раздумывая, сказали бы, что у пары явные проблемы в сексуальной жизни. Не стану отрицать, так показалось и мне.
Наигранным и безвкусным казался мне тот спектакль, посвященный несостоявшемуся семейному счастью. Мне представлялось, как все остальные люди, окружающие нас, отодвигаются в сторону по мановению волшебной руки Режиссера, и я остаюсь один на один с действом. Мое лицо было скрыто в полутьме, а вот сцена, на которой находилось семейство, была подсвечена со всех сторон, да так ярко, что аж глаза резало.
Но тут, возникнув из неоткуда, врывается в мои уши громкая музыка. Вся семейка подрывается, как заведенная, и теперь действо больше напоминает какую-то убогую рекламу, сценарий которой был рожден воспаленным мозгом захудалого сценариста во второй половине 20-го века. Они широко улыбаются друг дружке, они счастливы…
Хипстер с густой бородой случайно толкнул мой стул, отчего я резко дернулся. Что-то хрустнуло в области шеи, и я возненавидел того человека, что помешал мне насладиться какофонией жизни. Я посмотрел ему вслед. Узкие джинсы, кофта. Выбритые виски. Смузи в стакане с трубочкой. Дружок «сладковатой» внешности, с острыми скулами и длинной челкой. Оглядев себя, я понял, что выгляжу слишком старомодно. Ну и черт с ним!