Табу на нежные чувства

— Вы знаете, где находится офис Козлова? — Я уже определила для себя дальнейший план действий и теперь спешила рассчитаться с официантом за обед, чтобы немедленно поехать на встречу с владельцем строительной компании.

— Разумеется, я много раз бывал там. Офис тут недалеко, через три квартала.

— Вот и отлично, — я бросила на стол деньги и поднялась из-за стола. — Сейчас мы поедем к нему и вы скажете, что надумали писать опровержение.

— Этому не бывать! — возмутился Крапивин. Следуя моему примеру, он тоже поднялся и стал натягивать куртку. — Я не буду ничего писать.

— Эдуард Петрович, вы же профессионал. — Я решила сыграть на его самолюбии. — Неужели вы не понимаете, что мы не можем прийти к Козлову и с порога заявить, что подозреваем его в преследованиях и угрозах? Нам нужен предлог. Ваше желание написать статью будет нашим входным билетом на встречу с Козловым.

— Но писать опровержение я все равно не стану.

— Ну и не надо.

Едва мы сели в машину, мобильный телефон Крапивина зазвонил. Эдуард Петрович взглянул на дисплей телефона и, увидев там имя жены, изменился в лице и даже повеселел.

— Это Марусенька, — доложил он мне. — Сидите тихо и молчите, чтобы она не услышала ваш голос.

Я только фыркнула, услышав такое резкое требование, завела машину и поехала по указанному Крапивиным адресу.

— Да, милая моя, у меня все хорошо, — лепетал Эдуард Петрович. — Нет, я не дома… и не в офисе. Я в машине… Да, еду брать интервью.

Марусенька периодически очень громко выказывала свое недовольство по поводу «странной работы» дорогого супруга, даже до меня доносились некоторые раздраженные фразы.

— Ты когда домой собираешься? Ты что там, совсем загулял?

— Как я могу, Марусенька, я работаю, ты же знаешь, — оправдывался Крапивин.

— В конце недели мы с мамой ждем тебя здесь. Ты обещал.

— Буду, непременно буду. Я так соскучился, — почти скулил Эдуард Петрович.

Похоже, Марусенька сменила гнев на милость и перестала громко выкрикивать свои подозрения. Я ее голоса уже не слышала, зато видела, как сияет от удовольствия Эдуард Петрович, слушая «ласковый» голос жены.

— Я тебя тоже, солнышко… и я тебя… я тоже… Целую. — Наконец-то этот приторно-ласкательный диалог был окончен, и я включила радио.

— Марусенька за меня волнуется. Ее беспокоит, что я ни дома, ни в офисе не появляюсь, — докладывал мне журналист. — Надо что-то придумать, чтобы не волновать Марусеньку.

— Придумывайте. — Я не собиралась улаживать его семейные дела.

Тем временем мы приехали по интересующему нас адресу. Бизнесмен Козлов не стал тратиться на шикарный офис, снял симпатичное помещение в центре города, входную дверь оборудовал замком с кодом и камерой видеонаблюдения. Скромная табличка с названием фирмы не бросалась в глаза, чтобы прочитать написанное на табличке, человеку необходимо было подойти вплотную к двери, и он немедленно попадал в объектив камеры.

— Теперь я буду выполнять роль фотографа. — Я повесила на шею массивный фотоаппарат, в котором еще хранилась пленка с фотосессии Малявиной.

— Как мне вас называть? — спросил журналист.

— Называйте как есть, Евгения Максимовна.

Я позвонила в дверь, после непродолжительного изучения наших лиц через объективы видеокамер с нами связались через динамик, встроенный в дверь. Грубый мужской голос поинтересовался:

— По какому вопросу?

— Журналист Крапивин. Мне надо увидеться с Платоном Сергеевичем, он знает, по какому вопросу.

Недоброжелательный охранник строительной фирмы долго и тщательно проверял содержимое моей сумки, водил металлоискателем по телу и только потом позволил подняться наверх в пятый кабинет.

Платон Сергеевич не мог сдержать радости при виде журналиста Крапивина. Сначала меня удивило такое неожиданное радушие со стороны человека, который в принципе должен недолюбливать моего клиента. Но вскоре я поняла, что это была не просто радость, это было злорадное удовольствие от посещения «просителя», в роли которого по моей указке выступил Крапивин.

— Рад тебя видеть, дорогой. — Козлов широко улыбался и энергично жал руку Эдуарда Петровича.

Крапивин выглядел ужасно — бледный, раздраженный, с потухшим взглядом. Казалось, в данный момент он ненавидит весь белый свет, а в первую очередь себя, потому что ему приходится делать то, чему его душа категорически сопротивлялась.

— Я тоже рад, Платон Сергеевич, — скривился в улыбке Крапивин.

— Только не говори, что ты надумал принять мое предложение, — смеясь, сказал Козлов и направился к деревянному глобусу, под которым скрывался бар с разнообразными напитками. — Кстати, кто твоя спутница, стажер? — Не дожидаясь ответа на первый вопрос, Козлов переключил свое внимание на меня.

— Стажер, — не подумав, ляпнул обескураженный журналист, который уже был как «не в своей тарелке» и в любой момент мог сорвать мне всю операцию.

— А фотоаппарат зачем? — Платон Сергеевич приблизился ко мне и протянул рюмку с ароматным коньяком. — Прошу.

— Спасибо, я не пью, — кокетливо отказалась я.

— Ни за что не поверю. — Козлов сверлил меня взглядом, слегка прищурив правый глаз. — Такие роскошные журналистки не могут не пить коньяк.