Тачанка с юга

— На шее, на плечах, — передразнил Борода. — У разведчика голова держится на языке. Болтнул что-либо не так, и… нет головы! Пошли!

* * *

Хутор Бабашей готовился к встрече Маруси. Облаками летал над кухней куриный пух. Мать Бабаша носилась от дома к погребу и от погреба на кухню.

Когда мы вошли в хату, Аркадьев брился, а Бабаш чистил богато отделанные серебром ножны кривой шашки.

Борода взял лежавшую на столе шашку и, рассматривая клинок, прочел вслух:

— Подполковнику Аркадьеву А. С. от сослуживцев, в память об усмирении инородцев. Город Верный. 1916 год [10].

Борода покачал головой, вышел на середину комнаты и закрутил шашкой над головой. Лицо его стало свирепым, и я подумал, что он сейчас зарубит Аркадьева, но он спокойно опустил ее к ноге.

— Не плоха? — прекратив бритье, спросил Аркадьев.

— Тяжела! Да и к тому еще подделка, — неожиданно оценил саблю Борода.

Аркадьев положил бритву на стол и, нахмурясь, спросил:

— Из чего это вы заключили? По каким признакам?

Борода подошел к нему и что-то показал на клинке.

— Вот извольте взглянуть. Среди узора гравировки — буковки.

Аркадьев снял очки и, щурясь, поднес клинок к глазам.

— А ведь верно, — заулыбался он, — русские буквы. Вот «ив», а вот «сид». Скажи пожалуйста! Сколько раз читал надпись и рассматривал узоры, а букв не замечал. Как вы сразу их обнаружили?

— Я, Александр Семенович, эти фокусы оружейников хорошо знаю. Кроме того, есть еще один признак. Кавказские клинки — поют, а златоустовские, хотя и крепки, и надежны, но немы, потому что толстоваты.

Борода стал объяснять недостатки златоустовских клинков, Аркадьев с ним не соглашался. Чем кончился этот спор, я не дослушал: мать Бабаша пригласила завтракать.

Поели наспех. Затем Аркадьев позвал к столу нескольких «повстанцев». Решали, как вести переговоры с Марусей. Вопрос этот Аркадьев давно решил сам, но продолжал игру в «повстанческий штаб». Бабаш и часть повстанцев были против соединения. Другие настаивали, чтобы ее отряд принять, а саму атаманшу выгнать.

— Какой она атаман… так, глупая баба и больше ничего! — сказал седоусый дядько.

— Пусть идет к Махно и вместе с ним устраивает свои фокусы, — предложил другой и рассказал, как Марусино «войско», заскочив в большое село или местечко, сгоняет на площадь всех жителей — и Маруся устраивает «представление». Став около тачанки, она объявляет, что все хлопцы у нее заговоренные и что ни одна пуля их не берет. На тачанку становится кто-либо из ее хлопцев. «А теперь стреляйте!» — приказывает она. Раздается несколько выстрелов. Стреляют в упор и, конечно, холостыми. Хлопец смеется, а Маруся подносит ему за «геройство» кружку самогона. «А в Демиевке случилась неудача, — рассказчик помолчал, — кто-то стрельнул боевым патроном, да еще разрывной пулей. Ну, тому хлопцу голову разворотило. Теперь больше не устраивает представлений!»

«Повстанческий штаб» весело загоготал. Решили: Марусиных хлопцев принять, а саму «атаманшу» выгнать. Повстанцы собрались было расходиться, но вдруг где-то далеко хлопнул выстрел и сразу же у самого хутора — второй.

— Едут! — сказал Аркадьев. — Пошли!

На дороге показался пароконный фаэтон. За ним неслось облако пыли. Кучер, чубатый дядько, с огромными запорожскими усами, остановил коней у самого крыльца.

В фаэтоне, положив ноги на переднюю скамейку, восседал красивый молодой человек лет двадцати пяти. Одет он был как укротитель зверей в ярмарочном балагане: голубая куртка, расшитая золотым шнуром, ярко-малиновые рейтузы и лакированные сапоги с огромными шпорами. На голове — серая каракулевая папаха, а на груди — полевой бинокль. Позади него на спине фаэтона стоял пулемет кольта, пулеметная лента спускалась на сиденье.

Одернув куртку, приехавший подобрал волочившийся за ним кавалерийский палаш в серебряных ножнах, поправил ремень висевшего через плечо маузера и очень медленно, чуть сгибая ноги, важно направился к крыльцу. Подойдя, он водрузил на нос пенсне и, приложив два пальца к виску, гнусаво и картаво спросил:

— Э… э, с кем я имэю чэсть встгэтиться? Надеюсь вы… э… — он посмотрел в бумажку, — пэлковник Агкадьев?

— Что за чучело гороховое? — довольно громко спросил Борода.

— Я Аркадьев! А вы кто?

Продолжая гнусавить, прибывший заявил, что он военно-политический советник атамана Марии Павловны Никифоровой, которая по причине заболевания мигренью прибыть не может, но свидетельствует полковнику Аркадьеву свое почтение, и «советник» протянул Аркадьеву руку. Лицо Аркадьева покрылось красными пятнами, и он отвел руки за спину. Гость снял пенсне и, щурясь, стал рассматривать Аркадьева.

— Очень стганно, очень стганно меня пгинимают! — закартавил он.

Среди «повстанцев» послышались смешки, а Гусар выкрикнул:

— Чого вин придуривается! Это ж попа Назара сынок из села Бондаривки!