Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых

Избушка. Ерофей мне писал: «То, что ты видел раньше, – хоромы по сравнению с тем, что увидишь». И в самом деле, громадный Ерофей, кажется, может, поднатужившись, поднять жилище одной рукой. Избушке – два метра на два – не хватает разве что курьих ножек, чтобы выглядеть принадлежностью сказок. Но все реально. Синей струйкой тянется из железной трубы дымок. Знакомая коза Муська привязана рядом. В избушку мы с Ерофеем решаемся лишь заглянуть. Согнувшись, внутри поместиться могут лишь двое ее жильцов. Против двери – нары Карпа Осиповича, слева – Агафьи. В правом углу железная печка размером с небольшой чемодан. Столу быть негде. Его заменяет дощечка. К обеду Агафья приносит ее снаружи. Одно окошко размером с книгу. Оплывшая свеча у стекла. На бечевке над нарами – полка с закопченными книгами и иконами, кастрюлька, два туеска. На этой жилплощади вместе с двумя людьми обитают еще две кошки и громадных размеров древесные муравьи. Крошечную избушку для зимних ночлегов срубил абазинский охотник Александр Рыков, промышлявший тут белку и соболя. В дело пошли полусгнившие бревна избы, где сорок два года назад жили Лыковы и где родилась Агафья…

С детской непосредственностью Агафья с отцом помогают мне распаковывать картонный короб, зная, что в нем гостинцы. Все как нельзя кстати – геркулес, предварительно вытряхнутый из коробок в мешок (иначе бы отказались!), свечи и батарейки. Но восклицание радости вызвала лампочка к фонарю.

– Бог, видать, надоумил! У меня-то старая извелась. А без лампочки фонарь недействительный…

Пока мы с Ерофеем смеемся, оценив по достоинству словцо «недействительный», Агафья быстро снаряжает фонарик.

– Горит!..

Потом зажигаются два костерка. Мы варим картошку, Агафья овсянку. Приглашение попить с нами чайку отвергается, но, пожаловавшись на недавнюю болезнь, Агафья внимательно слушает, как чаем лечат глаза. Без умолку говорит Карп Осипович. Уже не улавливая – слушают его или нет, старик в который раз рассказывает известную нам историю с солью. «Греха не убоялись – тридцать пудов недодали! А ведь община собольками за соль платила…» Истории лет пятьдесят с лишним, но она свежа в стариковской памяти.

Пообедав, садимся под кедром поговорить о самом главном: почему и как оказались на новом месте?

Решение переселиться Агафья объяснила так: нижняя избушка на Абакане, где ютились когда-то ловившие рыбу Савин и Дмитрий, оказалось, хороша для жилья только летом. Зимой житье в этом месте было несладким. Главное, снегом заносило ручей – надо было часто откапывать и чистить к воде дорожку. При болезнях прошлого года это стало делом нелегким. Оголенное вырубкой место было зимой еще и ветрено. Дровяной сухостой вблизи перевелся. Сильно истощенным оказался и огород. На все это Агафья пожаловалась еще прошлым летом. Решение «надо с места сходить» к осени вызрело окончательно.

Но куда подаваться? Было три варианта. К себе, к поселку, настойчиво звали геологи – «разровняем бульдозером место для огорода, избу поставим». «Да уж нет, бульдозером-то нельзя, грешно бульдозером-то…» – пела в ответ Агафья. Геологи не настаивали, понимали: вблизи их становища будет Лыковым беспокойно. Они появлялись тут с радостью, но, погостив дня три-четыре, с радостью и удалялись. К тому же в последнее время идут разговоры: дела у геологов закругляются, и, значит, опустеет поселок. Уже сократилось число рабочих. Ерофей надумал податься в охотники – промышлять зверя…

Второй вариант – родственники. После визита Агафьи в староверческий их поселок призывы оттуда шли постоянно. К осени прибыл даже «посол» – бородатый свояк Карпа Осиповича Трифилей Панфилович Орлов. Судили-рядили долго. Вспомнили давние распри, которые, как можно понять, и побудили сорокалетнего тогда Карпа Лыкова «удалиться от всех». Трифилей уехал ни с чем. Итог беседы с «послом» Карп Осипович изложил мне кратко и выразительно: «Агафью-то примут. А мне чего же старость туда тащить. Они меня схватят, как рябчика ястреб». Агафья это все понимает. Молча подкладывает в костерок полешки и тихо вздыхает.

Вариант третий оказался самым приемлемым. Заимка на реке Еринат, впадающей в Абакан десятью километрами выше, была местом, где Лыковы, уйдя в 20-х годах от общины, жили «не тайно». «Жили в великих трудах, но покойно», – еще в первую встречу сказал мне старик. Позже не раз Еринат всплывал в разговорах. «Я там родилась…» – подчеркивала Агафья. Карп Осипович рассказывал о заимке как о месте исключительно «для житья добром». На крутом склоне горы, на поросшей иван-чаем таежной гари поселенцы расчистили огород размером в две десятины. Растили картошку, репу, горох, рожь, коноплю. На речке городили «заездки» и добывали по осени до семидесяти пудов хариуса. Жили сначала в землянке. Потом срубили избу.