Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых

Не скрывая радости, Агафья показала с полгектара отвоеванных у тайги склонов. Крутизна огорода была градусов сорок. Как альпинисты, хватаясь за оставшиеся кое-где пни и кусты жимолости, поднимались мы вверх. Спугнули белку, искавшую что-то между борозд, и присели перевести дух у самой верхней куртины, где весело вился зацветавший горох.

– Тятенька сказывал, мешки с картошкой тут вниз на веревках спускали, – сказала Агафья, прикидывая, как видно, сбор урожая… – Москва-то далече отсюда, – словно угадав мои мысли, добавила она, покусывая зеленый прутик.

Я в самом деле подумал в этот момент о Москве, о муравейниках многих других городов, об учтенном статистикой роде людском. Пять миллиардов! Всех земля кормит. И есть среди тружеников земли вот это странное заблудшее существо, вызывающее жалость и уважение.

– Труженица ты, Агафья! – говорю я в продолжение своих мыслей.

Моя собеседница кротко, застенчиво улыбнулась:

– А ведь нельзя без трудов-то. Грешно – без трудов. Да и не выжить…

Агафья просит показать ей часы. Достает из кармана свои с цепочкой и нарисованными на циферблате от руки старославянскими буквами взамен цифр.

– Вот ведь что! На два с половиной часа отстали. По солнцу ставила и ошиблась…

– Эй, где вы там! – кричит Ерофей снизу. – Ужин готов. Спускайтесь!

Вечером у костра Карп Осипович опять предался воспоминаниям, но вдруг встрепенулся:

– В миру-то, слыхали, большие дела начались…

– Да, перестройка, – откликнулся Ерофей и популярно просветил старика насчет мирских дел.

– Нам-то от этого какого-нибудь худа не будет?

– Живите. Никто обижать вас не станет.

– Николай Николаевич-то обещал подсобить, поставить избушку, – отозвалась Агафья.

Нынешняя конура Лыковых для зимы никак не годится.

Прилетавший в эти места до нас Николай Николаевич Савушкин виделся с Лыковыми и обещал: «Поставим избу для охотников. А вы ее обживайте…» Я сказал, что знаю об этом обещании, что его подтвердили в Таштыпе и Абакане. К зиме избушку непременно поставят.

– За милосердие людское будем молиться, – перекрестился старик.

Обсуждались у костерка и другие дела-проблемы. Как быть с козой? Без козла молока она не дает.

– Зарежьте, и делу конец! – сказал Ерофей.

– Так ведь привыкла я, жалко. Весной березовым соком ее поила.

– Тогда – доживем до нового лета – ждите козла…

Агафью такая перспектива устраивала. Понравилось ей и соображение Ерофея вертолетом перебросить со старого места пожитки.

– Вынеси все на берег. За три минуты с первой оказией летчики перебросят.

В разговоре о житейских делах пропущен был час вечерней молитвы. Старик сокрушенно побежал в избу, затеплил свечку. Но Агафья не поспешила на призывы отца. Из избушки к костру она вынесла узелок и стала показывать у огня пожелтевшую скатерть, пестрый платок, вязаный пояс.

– Мамино…

Эти «фамильные ценности» Агафья принесла еще осенью с первым мешком сухарей. Ей важно было их сейчас показать, поделиться таким понятным человеческим чувством…

В час ночи забрались мы с Ерофеем в палатку. После дневной жары было более чем прохладно. Натянули на себя свитера и подштанники, попросили у Агафьи еще одеяло. Шум реки хорошо убаюкивал.

Утром, пока Ерофей перетаскивал с берега к хижине на лодке привезенную печку и устраивал на лабазе мешок пшена, Агафья мне показала реликвию, сохранившуюся тут от давней жизни семьи. В крапиве лежало долбленое, больших размеров корыто.

– Я в нем родилась…

Акулина Лыкова никак не могла разрешиться четвертым ребенком. Под вопли роженицы сильный в те годы Карп Лыков повалил кедр и за день выдолбил это корыто. В него налили согретой воды. В корыте Агафья и появилась на свет. Было это сорок три года назад.

– Да, корыто, корыто… – философствовал Ерофей, пытаясь вытащить из крапивы долбленку…

И услышали мы вертолет. Пока все вместе сбегали сверху к реке, вертолет уже сел на косе. Летчики предложили нам полететь – «в ближайшие дни попутных машин не будет, да и погода может прокиснуть». В две минуты мы с Ерофеем сложили палатку. И вот уже прощание у вертолета – пожелания здоровья, орешки в карман на дорогу… Взлетаем. Упругий ветер пригибает к белой гальке лозняк. Агафья, повернувшись боком, стоит на ветру, старик же припал к валуну, держит рукою шляпу.

Подымаемся над каньоном. Мелькнула поляна с покинутой хижиной Лыковых. Две минуты полета, и летчик звуком дает сигнал: справа по борту медведь. Гляжу от ветра слезящимся глазом в открытый иллюминатор – медведь! Вершина горы. Пролетаем над зверем низко. Он устремляется вниз к кедрачам, оставляет в траве заметную борозду.

Июль 1987 г.

Кончина Лыкова-старшего

Вернувшись в марте из отпуска, я обнаружил дома письма и телеграммы: «Скончался Карп Осипович Лыков». А уже через день на вертолете метеослужбы, замерявшем запасы снега в саянской тайге, мы летели над Абаканом.