На карте эти места обозначены аккуратными, вытянутыми вдоль трассы эллипсами. Ширина – 60 километров, длина – 110. Опустившись в плотные слои атмосферы, вторая ступень с остатками топлива разрушается. Эллипсы очерчивают район, куда могут упасть обломки и, может быть, выпадают остатки топлива.
Слушая ракетчиков из Москвы, я теперь только ясно начинал понимать рассказы покойного Карпа Осиповича и Агафьи, видевших тут «огонь, дым, гром» и осколки «белого железа», падавшего в тайгу. Они вполне понимали небожественное происхождение этих не очень частых, но и нередких явлений. (Генерал в Москве: «С 70-х годов по этой трассе прошло сто с лишним ракет».)
Почему над Горным Алтаем и над этим районом Хакасии отделяется вторая ступень? Выбор места можно было варьировать режимом полета ракеты. Для отделения второй ступени выбрали места наиболее безлюдные. По той же причине в малодоступном районе осело со своей старой верой семейство Лыковых. Линия жизни горстки людей и путь ракет на орбиту мистическим образом пересеклись.
Военным важно знать сейчас все, что видела тут Агафья. На пеньке в стороне от стола положили видеокамеру. Меня попросили по нужной схеме Агафью расспрашивать. Она говорила охотно, подробно – как увидели «огонь и дым» в первый раз, как стали прятаться от «белого железа»: «Один обломок вон и сейчас лежит в огороде. А за речкою в кедрачах – изогнутая труба. – Агафья ладонями показала ее диаметр. – Когда все падает – шлепки такие, будто большие поленья летят в тайгу».
Я, прерывая беседу с Агафьей, расспрашивал и военных. В этом месте под обломки дюраля попадет скорее олень и медведь, чем Агафья или кто-нибудь из охотников. А на Алтае, где есть население? «Пока такого случая не было – населенных пунктов в зоне падения нет. Но могут пострадать пастухи, туристы, охотники. О каждом запуске (время его известно с точностью до секунды) мы сообщаем местным властям, и они обязаны в нужных местах людей предупреждать. Агафью в последнее время прилетали предупреждать „специально“».
Не все во второй ступени «Протона» разлетается на осколки. Огромные баки, содержавшие окислитель, падают целиком. Мне показали снимки этих «гостинцев с неба», обнаруженных в разных местах Хакасии и Алтая. Все три избушки Агафьи с курятником и козлятником поместятся в этом «бидоне» диаметром более четырех метров.
Еще одно направление в расспросах Агафьи касалось болезней – ее болезней, а также болезней кур, коз, растений на огороде. На нездоровье Агафья тут жаловалась всегда. И не связывала его с тем, что падало с неба. Радикулиты, простуды были в жизни ее неизбежно-обычными. Коза вот, да, странно болела этой весной. Живущий тут харьковчанин Сергей тоже весной неожиданно слег – «температура – 39, слабость невероятная. Но через несколько дней прошло». Сопоставляем сроки. Это было как раз после майского пуска одного из «Протонов». Но Сергей, уже знающий суть проблемы, склонен думать о не слишком свирепой форме энцефалита – «клещей десятками смахивал с себя ежедневно…»
Более часа шел разговор. Звездное небо обещало мороз. Агафья ушла укутывать пленкой помидоры и прятать тыквы под одеяло. А мы перебрались во «флигель» к Сергею и продолжили разговор уже у свечи.
Оказалось, полковника Самброса и его спутников – биологов, химиков, медиков – осколки ракет занимали постольку-поскольку. Куда важнее возможное рассеивание в местах падения второй ступени остатков ракетного топлива.
Помню, на космодроме я слышал об этом топливе под названием гептил. Лейтенант Виталий Самброс эту «специфическую, пахнущую гнилым мясом жидкость» заливал в баки стоявших на старте ракет. «Мы знали: гептил ядовит. Очень ядовит. Цикл заправки был замкнутым. Но все мы принюхивались – нет ли утечки? Меры предосторожности соблюдались. Предусмотрено было все, что в технике принято называть „защитой от дурака“. И не помню, чтобы кто-нибудь пострадал. Вот я перед вами – жив-здоров, имею детей, не утратил вкус к жизни. И волею судеб теперь вот следы гептила ищу в этих благословенных местах».