Читаем Таежный тупик полностью

Жизнь сложна. Сына от первого брака Ерофей почти что не знал, души не чаял в дочках, рожденных второю женой. Что вышло? Дочки как будто и не знают о существовании отца, а сын Николай оказался человеком добрым, умным, понимающим, в каком положении оказался отец, помогает ему чем может. Это очень непросто при крайней сложности доставить сюда какой-либо груз. Но Николай ухитряется. Установил в тайге тут рацию и раз в неделю выходит с отцом из Таштагола на связь. Ерофей с Агафьей узнали по этой связи, что мы прилетим. Я определил это по невиданным ранее половичкам в хижине у Агафьи, по обновкам, надетым к случаю. Любознательность Агафьи, конечно, коснулась радиотехники: «У нас тут недавно антенна упала, но к связи наладили...»

Ах, как мало двух часов для свиданья! Надо же посмотреть живое хозяйство Агафьи. На огороде выросло все этим летом неплохо, а в тайге – хороший урожай кедровых орехов. «Жду тушкена (название ветра). Набьет шишек – пойду собирать. С Надей-то это у нас хорошо получалось... А о том, что я рыбу ловлю, не пиши – тут теперь заповедник», – вдруг спохватилась Агафья. Я, не уполномоченный это делать, все же сказал, что рыбу она может ловить, как ловила всегда, заповедник от этого не пострадает и никто за это упрекнуть её не посмеет. Агафья поглядела на меня с благодарностью: «Мяса нет, да и обет я дала не есть мяса, а рыбки-то хоть маленько поймать бы надо...»

У Агафьи, сужу по письмам в газету, много милосердных друзей. Двадцать два года прошло с лета публикации первых очерков о Лыковых, но до сих пор приходят Агафье посылки (с которыми я не знаю, что делать) и письма с вопросами: как живет, как здоровье, что нового? Без «мирской» помощи Агафья выжить бы не могла, и люди много сделали для таежницы. Есть имена, которые я хотел бы назвать, и в первую очередь имя моего друга и земляка-воронежца Николая Николаевича Савушкина. Он работал в Хакасии главой управленья лесами. Почти всё, что построено для Агафьи, – дело его забот. Мне отрадно было узнать, что Агафья всё это помнит, печалится о том, что Николай Николаевич по болезни уже не может к ней прилетать.

С детской гордостью Агафья рассказала мне, что печется о ней побывавший тут Аман Тулеев. И столь же заботливым, как Николай Николаевич Савушкин, стал для нее глава таштагольской власти Владимир Николаевич Макута. «Хороший человек, заботливый, не заносчивый. Лишнего я не прошу, но если что надо – говорю об этом ему без стеснений».

С Владимиром Николаевичем мы перезванивались – от него получал я вести из «Тупика». На этот раз вместе сюда прилетели, вместе форсировали речку, и гостинцы наши были сложены в одну кучу.

Родственники из Килинска прислали подарки, дожидавшиеся вертолета полгода: сухой творог и трехлитровую банку меда. Лет пятнадцать назад такую же банку с медом от меня Агафья не приняла: «В стеклянной посуде-то не можно». На этот раз подарок в такой же посуде был принят без всяких сомнений...

За рекой послышался рев запущенных двигателей вертолета – по регламенту времени надо без промедления улетать. Агафья по дорожке с пригорка спустилась с нами к реке. Сокрушенно качала головой, глядя, как мы, вооруженные кольями, противимся напору воды.

Тайгу еще не тронула желтизна. Из хижины у воды вился синий дымок – Ерофей готовил что-то к обеду с сыном. Оба они вышли на берег помахать нам руками (сын оставался тут на неделю, чтобы потом спуститься вниз по реке на привезенной ранее лодке). А Агафья что-то кричала в напутствие нам, но шум воды и моторов голос ее заглушали.

Подъем. На секунду-другую мелькнули хижины на пригорке, картофельные борозды и фигурка Агафьи внизу на белесых речных камнях... Агафья в 1945 году родилась как раз в этом месте. Горы с тех пор не переменились. И река течет, как текла шестьдесят лет назад. Природа здешняя величава и равнодушна к жизни людей, к их страстям и заботам. Развернувшись и набирая высоту, мы на мгновение снова видим «жилое место». Но вот уже ни избушки, ни одиноко стоящего у реки человека не видно. Летим над тайгою, где ни дымка, ни следа людского нет.

«Медведи одолевают», – не раз сокрушалась Агафья. Медведи в этих краях многочисленны. Однажды, пролетая в «Тупик» во время медвежьих свадеб, мы насчитали в горных лугах двенадцать зверей. Поселенье Агафьи с запахом дыма, собачьим лаем и козьим запахом будоражит любопытство медведей. Агафья часто их видит то у реки, то в конце огорода у края тайги. Был случай, медведь попытался разрыть могилу отца в двадцати шагах от избушки. Боязнь медведей заставляет Агафью держать наготове ружье, и повсюду в «усадьбе» развешаны «пужала» – красные тряпки, худые кастрюли, бидончики, громыхающие, если дернуть с порога веревку. Пока что техника эта медведей если и не пугает, то озадачивает – в «усадьбу» они не вторгаются.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное