Таякан

Когда Ричарду исполнилось тринадцать, в школе его выбрали политработником. В тот же день радио передало сообщение о речи американского сенатора, в которой тот без тени смущения вещал на весь мир, что Никарагуанская революция угрожает безопасности Штатов. После уроков на митинге, организованном активистами молодежной организации, Ричард, как и многие другие, крикнул: «Я хочу сказать!»

— Тихо! — поднял руку директор школы. Он стоял на лестнице, прислоненной к дереву. — Дадим сказать Ричарду. Он родился сегодня, тринадцать лет назад.

Все в школе знали — Ричард теперь политработник, а значит, говорить он должен по-особенному, по-взрослому и, конечно же, не быть смешным. Ричард покрепче вцепился в перекладину лестницы и не узнал своего голоса.

— Вы знаете, что у нас в Манагуа только один небоскреб: пять лифтов и один эскалатор. Когда-то мне повезло на нем прокатиться. Теперь и он не работает. Вы знаете, что нас, никарагуанцев, меньше, чем жителей Бруклина — это район в Нью-Йорке. Никарагуанец живет на двадцать лет меньше, чем американец. Сегодня на уроке географии учитель назвал черную цифру — пятнадцать тысяч. Столько никарагуанцев убили контрас. Я знаю, почему гринго-сенатор говорит о том, что Хосе, я, Сесар, Сильвия, мой отец опасны для его страны. Он хитрый, он хочет напугать нами американцев, и тогда они отдадут свои деньги контрас. На эти доллары контрас купят себе автоматы, консервы и одежду...

Что говорить дальше — Ричард не знал. Как объяснить, почему бедный хозяин ранчо ушел к контрас. Разве революция не принесла ему свободу?! Или как понять слова — о переговорах с контрас. С кем переговоры? С контрас? С врагами. А как же тогда лозунг «Родина или смерть!»?

Ричард еще минуту клеймил позором сенатора. А закончил свою речь очень проникновенно: «Козел он последний. Думать совсем не умеет...»

... Дорога делала широкую петлю, охватывая пузатый холм с юга. Пусть воспоминания о митинге были приятными, но сейчас они мешали, не давали быть внимательным и собранным. Ричард лишь на секунду выпускал из рук карабин, вытирал влажные от волнения ладони о брюки и вновь припадал щекой к гладкому прикладу.

Отдельные участки дороги напоминали тоннель. Лишь изредка в зеленой крыше сплетенных крон мелькал голубой глазок неба. За крутым поворотом вырос громадный щит. На нем в красно-черных красках была изображена колонна вооруженных всадников и ниже написаны слова:

«Вы въезжаете в горы Сеговии

, где когда-то сражался Сандино».

Ричард распрямил плечи. Вздохнул глубоко и свободно. Вслед за Дугласом он приветствовал щит поднятым вверх оружием и поразился тому, как незаметно его маленькая жизнь вплеталась в биографию Никарагуа, Никарагуанты. И сам он становился, быть может, уже стал, участником той борьбы, которую начал легендарный Сандино. Конечно, это было случайностью, но первое боевое задание сын сандиниста выполнял в тех самых горах, которые были оплотом «генерала свободных людей», — так называл Сандино французский писатель Барбюс.

Когда в 1927 году морская пехота США высадилась в порту Коринто, чтобы «защитить жизнь и имущество американских граждан в Никарагуа», Августо Сандино возглавил вооруженную борьбу против интервентов. Сотни патриотов уходили на север, в горы, чтобы встать под его красно-черное знамя.

Ричард дотронулся до своего красно-черного галстука и краем глаза увидел напряженный профиль Дугласа.

ЧЕРТОВ МОСТ

ДОРОГА, бегущая рядом с бурной рекой, наклонилась и уперлась в мост. Точнее, в то место, где должен был быть мост. Вместо него из воды торчали обугленные столбы.

Двое солдат-саперов, выйдя из укрытия, подошли к машине.

— Мост восстановим дня через два, — после взаимных приветствий сказал один из них водителю. — Подвезем столбы и доски, утром подойдут ребята из нашего батальона...

— Эй, эрмано! — Дуглас перемахнул через борт и теперь разминал затекшие ноги. — Я вспомнил тебя, ты — из третьего саперного батальона. Извини, пока не вспомнил — держал на мушке. Так вот, скажи, как найти брод? Видишь, не пиво везем...

— Брод?! — Сапер дернул плечом. — Если бы здесь был брод, то ребята из нашего батальона давно бы привезли и доски и бревна. Нет, компа, брода. Вверх по течению, — сапер махнул рукой, — мы соорудили подвесной мосток. Его называют Чертовым. Не для машины, конечно. Но одного человека он выдержит...

— Ты моложе меня, товарищ, — сказал Дуглас, — но я жду твоего совета...

— Спасибо, я буду говорить... Вчера мы поднялись к подвесному мосту. У нас тоже была «ифа». Машину замаскировали в лесу — мы двое ее охраняли. Наши товарищи — их было трое — взяли из кузова медикаменты и консервы и через мост ушли на боевую точку.

— И нам на точку надо!.. — нетерпеливо вставил Ричард.

— Вижу. Патроны там сейчас дороже, чем вода в засуху...

Носком ботинка Дуглас чертил на песке замысловатые фигуры. Казалось, он не торопится.