Таящийся ужас 3

Примерно через месяц в густых зарослях плюща запутался служитель газовой компании, которому вздумалось забраться на стену, чтобы снять показания счетчика. Его нервные возгласы и суматошные дерганья навели смекалистого Эндрю на одну мысль, которая показалась ему весьма занятной и неординарной.

На сей раз ему не понадобилось и трех часов…

Но как ожил плющ! Окутав снаружи всю студию, он начал пропускать свои побеги в окна и любые, даже самые незначительные отверстия и щелочки в крыше. Стебли стали заметно более толстыми и твердыми, так что любой, кто вздумал бы прикоснуться к их гладкой поверхности, без труда почувствовал бы биение живительных соков, пульсирующих вдоль стенок зеленых артерий растения.

Росло замечательное детище Эндрю — росли и проблемы его бытия. Повзрослевшее чадо ставило перед своим хозяином пусть и не очень разнообразные, но все же довольно трудные задачи, связанные в первую очередь, естественно, с вопросами жизнеобеспечения. Молоденькая девушка — страховой агент по имени Кэтрин, которая в порыве трудового энтузиазма решила посетить Эндрю на дому, на некоторое время отчасти смягчила остроту надвигающегося кризиса, но ненадолго.

Эндрю решил не полагаться на волю случая и принялся активно обрастать связями, Бородатый толстяк-писатель, певец с местной радиостанции, англичанка, прибывшая в эти дивные места, чтобы написать пару холстов с натуры, энергичная сторонница движения за равноправие женщин — о, в данном смысле она полностью отстояла эти права, собственным примером показав, что женщины ничуть не хуже мужчин! — издатель газеты и даже краснолицый полицейский — все они оказали плющу поистине неоценимую услугу.

Однако Эндрю слишком увлекся в своих поисках и спохватился с явным запозданием. Последнее «блюдо» оказалось роковой ошибкой. Окрестности еще не знавали подобного переполоха — как же: исчезновение полицейского! Местность наводнили газетчики, агенты ФБР заходили во все дома, шагу некуда было ступить, не рискуя столкнуться со всякими любителями сплетен и скандалов. В одном журнале даже поместили рассказ «очевидца», наблюдавшего в морских волнах пятидесятиметровое чудище с окровавленной пастью и свирепыми глазами.

Эндрю пришлось провести немало бессонных ночей. Разумеется, он не впадал в отчаяние и старался вовсю: однажды даже принес растению на десерт маленького мальчугана, заблудившегося в прибрежной роще, но это, конечно же, были всего лишь полумеры, не решавшие проблемы в целом.

В конце концов — это случилось в субботу — Эндрю пришлось посадить плющ на вегетарианскую диету. С разрывающимся сердцем и из чувства солидарности со своим любимцем, он и сам лег спать на пустой желудок…

Около полуночи с моря потянуло ветерком. Листья плюща зашуршали, задвигались как те маленькие крысята в поисках пищи. Откуда-то наплыл туман, полностью закрывший луну.

Полицейский, обходивший побережье — с некоторых пор они были вынуждены пойти на эту меру предосторожности, — услышал, а может, ему лишь показалось, что услышал, резкий, пронзительный вопль, но из-за густого тумана так и не смог определить, откуда он доносится и что это вообще такое.

Лишь двое суток спустя полиция постучалась в двери студии.

Плющ был повсюду. Его побеги свисали с потолка, образовывая подобие гигантской зеленой ширмы, которая делила комнату на две неровные части; листья, походившие на нежные, хрупкие детские ручки, казалось, слабо помахивали кому-то в знак прощания, словно говоря: «Не уходи…»

На стоявшей в углу студии узкой холостяцкой кровати лежал Эндрю.

Плющ рос у него изо рта, лез из ушей, вздымался из-под пижамы на груди. И точно из середины останков тела бедняги, чуть покачиваясь с надменным видом властелина, возвышался похожий на зеленую пуповину главный стебель, прочно вцепившийся корнями в обмякший, ввалившийся живот хозяина студии.

Флетчер Флора

Прохладное купание в жаркий полдень

Когда проснувшись, он открыл глаза, комнату заливали лучи яркого утреннего солнца. Сияние ослепляло, казалось даже болезненным, и он снова быстро зажмурился и остался неподвижно лежать, прикрыв веки. Было слышно, как тикают часы в комнате, а за окном нескончаемыми трелями заливался кардинал. Но в мозгу словно кто-то поскребывал — воспоминание о чем-то?

И тут он все вспомнил. И ночь вспомнил, и свой позор. Центром вселенской ночи была Элен, и ее голос вытеснил из ночной тишины все остальные звуки. Лицо ее оставалось холодным и презрительным; чужим и незнакомым. Столь чистое и тщательно выверенное звучание голоса подходило больше для гордого вызова, демонстративного неповиновения, чем для исповеди. Погрузившись сейчас в воспоминания и, оцепенев от отчаяния, он жадно цеплялся за хлипкую надежду, что ему удастся восстановить этот сон.