Я начинаю чувствовать, как во мне нарастает возбуждение. Усиливается напряжение, появляется характерная дрожь. Я действительно ощущаю, как вхожу в роль сумасшедшего, готовясь к решающему моменту. И вот бокал ударяется о зеркало, тело мое движется почти синхронно, в руке кочерга, и череп Мэри раскалывается как яичная скорлупа.
Вы можете подумать, что я и вправду рехнулся. Знаете, вся прелесть именно в этом и состоит — когда все так думают.
Дэвид Макардуэл
Зеленая пуповина
На берегу моря стоял громадный заброшенный дом. Сбоку к нему примыкал кирпичный гараж, над крышей которого притулилась небольшая постройка ровно на одну комнату — здесь и поселился Эндрю. Это была его студия.
Со времени исчезновения Маргарет прошло уже около четырех лет, но Эндрю даже не пытался хоть как-то оживить или изменить остальную часть необъятного строения, предпочитая скромно довольствоваться студией, в которую вел отдельный вход с территории, когда-то считавшейся садом его жены. Узкая извилистая тропинка проходила через густые заросли кустов роз — опять же бывших, поскольку за эти годы они разрослись настолько, что корням попросту не оставалось в земле места и они засохли. Здесь же росли кусты олеандра, но и они сейчас доживали свои последние дни.
Все вокруг было покрыто толстым слоем слежавшейся, пожухлой травы.
Но было там и еще кое-что. Во все стороны — вверх, по земле, вдоль стен дома, куда только простирался взгляд — всюду тянулись, стелились и искрились на солнце изумрудно-зеленые побеги плюща. Они поднимались по южной стене гаража, густо оплетали крышу студии и мягкими волнами опадали на землю с северной стороны. Громадные листья, намертво перехлестнувшиеся между собой, почти полностью скрывали камень постройки, делая ее похожей на фантастический замок лесного владыки. Отдельные стебли плюща были толщиной с человеческую руку. С восточной стороны побеги, достигнув старого деревянного крыльца, напрочь оторвали его от дома и приподняли вверх, и теперь оно висело, а точнее — лежало на широких листьях примерно в метре над землей.
Когда с моря дул ветерок, гараж и студия словно оживали, покрытые миллионами зеленых летучих мышей-вампиров, впившихся в тело своей каменной жертвы и плотоядно шевеливших роскошными, по-своему грациозными крыльями.
Эластичные жгуты перекинулись также через подоконник студии и настолько плотно укрыли его, что стало невозможно открыть окно; раму нельзя было сдвинуть с места, словно ее прибили толстенными гвоздями. А однажды летом они даже подтянулись к дымоходу находившегося в студии камина и уже через неделю стало ясно, что больше этим сооружением пользоваться не придется, поскольку для этого его пришлось бы предварительно разобрать по кирпичику и очистить от массы зеленых стеблей, прочно вгрызшихся во внутреннюю поверхность трубы.
С потолка студии свисало несколько побегов. Обычно спокойные и словно безжизненные, они время от времени приходили в движение — все разом, наполняя комнату тихим, успокаивающим шелестом своих листьев. В некоторых местах они подобрались и к мебели, забравшись на спинки кресел, обвив ножки кровати и почти поглотив настольную лампу. Вездесущие стебли царственно разлеглись на книжных полках, сдвинув на самый край немногие из стоявших там книг.
Лежа на кровати, Эндрю в который уже раз с интересом разглядывал зеленое убранство своей комнаты. Зрелище доставляло ему неподдельную радость. Ведь этот плющ принадлежал ему, только ему. Всегда принадлежал, с самого первого дня — того самого дня, когда он принес домой крошечный побег и поставил его в стакан с водой. Даже Маргарет не оспаривала его прав на плющ. Дом, машины, банковские счета — все это было ее, но плющ принадлежал одному Эндрю.
Сад со всеми деревьями и кустами также являлся ее личной собственностью и даже принес ей многочисленные призы и дипломы на всевозможных конкурсах и ярмарках, которые регулярно устраивались местными садоводами. Видимо считая себя незаурядным ботаником, она частенько подсмеивалась над «плющевыми симпатиями» Эндрю; когда же супруг пропускал эти насмешки мимо ушей, она переключалась уже на его личные особенности — как физические, так и интеллектуальные. Нравилось ей подтрунивать и над любимыми увлечениями мужа. Однажды она сказала ему, что, насколько ей подсказывает ее богатый опыт садовода, плющ его скорее всего должен засохнуть. На следующий день Эндрю застал жену в саду, когда она с увлечением посыпала солью основания стеблей плюща. Тогда он решил сделать вид, будто ничего не произошло, и лишь тщательно взрыхлил землю у корней своего детища, постаравшись удалить из нее как можно больше вредоносных кристаллов.