Тайна

Она проследила за ним. Он вышел из гостиницы, и когда она поняла, что он направляется к Владимиру, она похолодела. Неужели она проиграла? Сейчас он все расскажет, и все будет кончено. Но очевидно в то время, пока Арсеньев находился в квартире Владимира, что-то спугнуло его. Он вышел из подъезда через несколько минут после того, как вошел в него. Потом она увидела выходящих друг за другом Светлану и Полину. К тому времени, она уже знала, какие отношения связывают Владимира с той и с другой. Значит, он до сих пор, несмотря на все свои клятвенные заверения в любви, позволяет себе за ее спиной встречаться с другими женщинами… и даже с двумя одновременно, она усмехнулась. Ну что ж, сейчас это оказалось кстати. По всей видимости, Виктор Борисович испугался кого-то из этих женщин. Возможно тот человек, который преследовал ее и разбился в погоне, успел сообщить Арсеньеву, что за денежным переводом приходила молодая женщина. Лица ее он видеть не мог - она всегда была в темных очках, в шляпе, скрывающей волосы. Вероятно Виктор Борисович предположил, что женщина, которой стало известно то, что произошло в тайге, могла быть близка кому-то из участников той истории, и значит, любая из этих двух женщин, которых он застал в квартире Владимира, могла быть женщиной, шантажирующей его. Поэтому он так быстро ушел… они спугнули его… Ей опять повезло!

Алене удалось незаметно следом за ним пройти в гостиницу. Она подошла к его двери. Постучала.

- Кто это? – из-за двери спросил он.

- Это я… – тихо отозвалась она.

- Это вы, Полина? – спросил он, и она вздрогнула от неожиданности. Полина?! Вот оно что! Значит, все-таки докопалась до истины, проныра юродивая!

- Да, – сказала она, – это я.

Он открыл дверь. Она вошла. Он взглянул на нее с недовольством.

- Что у вас? - спросил брюзгливо. - Учтите, у меня мало времени. Что вы знаете о Никитиной Елене Павловне?

Значит, он уже знает, что у лесника, которого они убили и закопали в тайге, были дочери. Изворотливый и ловкий подонок, этого и следовало ожидать.

- Это я - Никитина, - сказала Алена, спокойно вглядываясь в него, - но только не Елена, а Ольга Павловна. Я - дочь человека, которого вы убили. А теперь я убью вас.

Он вытаращил глаза и дышал как рыба. Она выстрелила в него. Он упал. Она вышла из номера. Услышала, что кто-то поднимаетя в лифте. Она спряталась за колонну и увидела женщину, подходящую к номеру Арсеньева. «Полина! – прошептала она, усмехаясь, - лети, птичка, прямо в клетку!».

Ей удалось выйти незамеченной. Она вернулась домой, переоделась, затем поймала такси, и велела шоферу ехать через площадь, на которой находилась гостиница, к губернаторскому особняку. На площади уже кружила милиция, стояла скорая. Пришлось простоять несколько минут в пробке. Она слышала, как вокруг говорили, что убит какой-то приезжий, убитого обнаружила горничная, и что лифтер незадолго до предполагаемого времени убийства, якобы видел женщину в темном плаще, спешно покидающую номер. Он видел Полину…

Что же теперь предпримет эта женщина? Что ей нужно? Если ей все стало известно, почему она не расскажет Максиму или Владимиру? Что она замышляет?

Она велела шоферу ехать в объезд. Ей нельзя было опаздывать. Она еще долго должна была оставаться вне подозрений. На балу, когда сообщала этим двоим новость, с удовольствием следила за выражением их растерянных бледных физиономий. И потом весь вечер смеялась, шутила, обращая на себя внимание, вокруг вился целый рой мужчин, глазевших на нее, в то время как Владимир и Максим ходили как в воду опущенные.

- Охота началась! – сказала Алена, когда мы с ней встретились после этого бала, и она мне рассказала о Викторе Борисовиче.

 – Охота началась! - глаза у нее заблестели. - Одного мы свалили!

*  *  *

Скоро свалили еще одного. Этого горемыку - Николая. Я жалела его, в глубине души считая, что он уже поплатился. Он один уже понес наказание, потеряв любимую девушку, и продолжал всей своей жизнью расплачиваться за тот день, за соучастие. Он мучился, страдал в отличие от остальных. Но Алена оставалась непреклонной. Он не должен жить, говорила она, так же как не жил больше отец.

- Ты знаешь, мне кажется, что он стал забывать, - сказала она. - По крайней мере, он старается забыть. Раньше, когда он помнил, он не мог жить спокойно, оттого и пил. А теперь перестал пить, устроился на работу. Старается подняться, значит забывает. А это уже несправедливо. Мы не можем этого так оставить.

К этому человеку она не искала никакого подхода. Считала, что нужно просто как следует напугать его, напомнить. Она звонила ему. Пела по телефону детскую песенку, которую, как рассказывал Григорий Иванович, он пел в больнице, когда находился на грани сумасшествия. Называла его «мишкой косолапым», так называла его та девушка, когда Алена слышала их разговор в палатке.

Он покончил с собой, выбросился из окна.

После этого что-то вдруг перевернулось во мне. Я стала задумываться: правильно ли мы поступаем? Имеем ли мы право - выносить им приговор?

Я сказала об этом Алене. Она посмотрела на меня внимательно и вдруг сказала: