Ольга с головой окунулась в новую для нее жизнь. Страшен был первый шаг, но она сделала его и теперь все уверенней шла по новому пути. Она чувствовала, что к ней относились чуть настороженно. И тем скорей ей хотелось растопить ледок недоверия, стать своим человеком среди красногвардейцев.
Она, не задумываясь, бралась за любую работу, за любое поручение. Два раза в неделю Ольга дежурила в лазарете, остальное время она регулярно, по несколько раз в день, проводила громкие читки газет.
В них были статьи о мире, о земле, о положении в стране. Постепенно к девушке привыкли и даже полюбили. Иногда вечерами к ней подсаживался какой-нибудь солдат и, смущаясь, просил ее написать письмо домой.
И оттого, что солдат открывал ей свои чувства и заботы, он становился ей как-то ближе. Она уже знала, что хмурый и замкнутый Федя Скоков тоскует по далекой девушке Оксане, что балагур и весельчак Вася Нагорный таит от всех тяжелое горе: у него умерли все родные от тифа и письма пишет он сестре Гале, единственной оставшейся в живых.
Особенно она привязалась к Анне или просто Аннушке, как ее называли все. Это была женщина средних лет со строгим, но отзывчивым характером. Аннушка была всегда и всюду нужным человеком. Она всегда все знала, все умела.
- У нас мало женщин. Будешь раненым и больным помогать, - сказала она Троповой при первом знакомстве.
Ольга боялась оказаться лишним человеком среди этих занятых людей. Слова Аннушки успокоили ее. Кроме Ольги, в лазарете дежурила еще взбалмошная, необычайно подвижная Настя.
Ее любили за то, что она никогда не унывала. Что бы ни случилось, Настя неизменно говорила: "Так я же это знала. Ей богу, чувствовала. Не горюй, не пропадем". И такая убежденность была в ее голосе, что невольно хотелось верить этой хорошей душе.
Все трое жили в очень тесной, но чистой комнатушке, куда Настя запретила вход мужчинам под страхом смерти. Иногда в лазарете дежурила учительница Вера Порфирьевна. И тотчас все трое - Аннушка, Настя и Ольга - собирались вместе.
Настя восторженно отнеслась к появлению Ольги. Она окружила ее своей заботой. Недели спустя, она была влюблена в нее.
- Ох, Олька, - вздыхала Настя, осматривая девушку чуть завистливым взглядом: - До чего же ты красивая! Пропали наши ребята. Вот бы мне родиться такой. - Настя критически осмотрела себя в крохотном зеркальце. - Нос картошкой, а губы, тьфу, не губы, а срамота какая-то - и чего только ребята целоваться лезут.
- Ну, зачем ты, Настенька, так о себе. Ты же хорошая. Да и ребята тебя все уважают.
- Это какие ребята?! Спиридонов да Чижик. - Настя фыркнула. - Да разве это ребята?! Губошлепы это, а не ребята. Чижов-то вчера полез целоваться, так целую лужу слюней напустил. Хоть пруд пруди. Тьфу. Ну и влепила же я ему, у него глаза на лоб полезли. "Не ждал, - говорит, - от вас такого, товарищ Оглоблина". А я ему: "Если ты, пугало огородное, еще раз посмеешь, так я тебе такую волосянку устрою, что ты в следующий раз за версту меня обежишь. Понял?"
Ольга засмеялась.
- Да ты не смейся, у меня разговор короткий - шапку долой и всеми десятью в гриву. Ребята-то настоящие вон... - вздохнула Настя, - Сережка Давыдов, Федя Скоков. Вот это ребята. Только они на меня не глядят. Сережка-то, видала, как глазами стреляет, чистый пулемет. Подходит это ко мне, руки в брюки и как бы невзначай: "А что, Настенька, эта новая сестра из каких будет, не из учительниц?" - А я ему: "Вас, товарищ Давыдов, никак, к наукам потянуло". "Да, нет, - говорит, - антиресно". - "А антиресно, так вы у нее у самой спросите..." - Настенька хитро скосила один глаз на заалевшуюся Олю.
- Ну, довольно, Настя, что ты все об одном, да об одном. Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим.
- Ты, Олечка, держи себя крепко: ты красивая, ребята к тебе приставать будут. - Ольга вспыхнула. - По мне так, который лезет да всякие глупости говорит - враг революции.
Кто-то осторожно постучал в дверь. Просунулась лохматая голова в папахе.
- Товарищ Тропова, там ребята газеты принесли.
- Скоро приду, Давыдов. Вот только Аннушку дождусь.
Папаха исчезла.
- Ну, мне на дежурство, - засуетилась Настя.
Ольга осталась одна. Всякий раз, когда девушка оставалась одна, она вспоминала Соню. Но идти к профессору она как-то не решалась, да и времени было мало. День у нее был полон забот, и она к вечеру так уставала, что засыпала как убитая. Случайно Ольга узнала, что Юнг уже ходит. Это ее обрадовало. И еще она поймала себя на том, что, несмотря на большую усталость, она часто думает о Юнге. "Боже мой! Неужели я его люблю?" - проговорила она как-то вслух.
За дверью послышался шум голосов. Ольга насторожилась. В эту же минуту дверь распахнулась и вошла Анна. Лицо ее было необычно строгим, губы плотно сжаты.
- Что случилось, Аннушка?
- Только что в штабе убили комиссара Соболева.
...Протискиваясь сквозь возбужденную толпу, Оля услышала гневные выкрики:
- Удушить гадину!
- Смерть провокатору!