Тайна архивариуса сыскной полиции

Неправильно построенная фраза резала слух и смешила.

– Вы смеетесь, Мари! Я счастлива!

А ведь и правда, смеюсь!

– Вы очаровательны! – искренне сказала я.

Мы  ступали нога в ногу, Клер болтала всю дорогу. Об Университете, о Париже, о детстве, о музыке и литературе и … равенстве. Иногда она забывалась и, рассказывая что-то особенно важное для неё самой, переходила на родной язык. Мягкая журчащая речь так удивительно сочеталась с её порывистыми движениями, я слушала её и еще больше влюблялась в неё, в образ свободной, независимой ни от кого женщины.

Клер воплощала собой новую эпоху равноправия, и какой зашоренной и нелепой я казалась себе рядом с ней. Суровый северный город,  холодный ветер с Невы, грязь под её изящными ботиночками, хмурые лица прохожих, а ведь сегодня праздник  – её будто ножницами вырезали из яркой картины и вклеили в наш серый пейзаж.

Мы подошли к подножию Ростральных колонн. Морской бог смотрел на нас и сквозь нас, угрожающе сжимая в известковых руках огромный трезубец. Клер зачарованно застыла.

– Темнеет, мы рискуем не увидеть цели нашей прогулки, – я потянула её за собой.

Она перевела на меня восхищенный взгляд и с улыбкой ответила:

– Зачем нам торопиться, Мари? Я уже у цели! Вы и есть – mon ange! Петербург одарил меня по приезду. 

Нелепое сравнение с ангелом, второе за этот день. Острое чувство сожаления пронзило меня изнутри. Несостоявшийся поцелуй, упущенный шанс…

– Где вы учили русский, Клер? – перевела я разговор.

– О, я имею русские корни, – ответила она, но продолжать тему не стала, лишь ускорила шаг.

Вопрос был ей неприятен?

Мы снова двинулись в путь. На низком темно-синем небе плыли большие фиолетовые облака. Словно какой-то художник наверху, играясь, вылил в воду баночку чернил. Широкая, почти черная сейчас река, маленький скрипучий деревянный мост. У входа в крепость и собор в будке притоптывал в валенках городовой. Тонкий острый желтый шпиль, словно стрела, рассекал  небо.

– Мы на месте, – я показала рукой на Петропавловский собор. – Вот и он, ангел...

– Он прекрасен, – выдохнула француженка. – Но ... что-то должно быть в его руке? Она пуста, в ней ничего нет.

– Есть, – улыбнулась я. 

– Ангел держит невидимый нам меч.

 Клер высоко задрала голову, а я смотрела на неё и вспоминала тот день, когда узнала эту легенду.

Весна в тот год пришла неожиданно резко. В начале апреля с земли сошел снег, первые цветы сияли ярко-желтыми пятнами. На деревьях распустились молодые листья, а с юга уже вернулись грачи. Я сидела на широком подоконнике особняка, листала газету и ждала, когда Алексей вернется и прикажет слуге сопроводить меня в храм. 

– Доброе утро! – в гостиную вошел хозяин, большая комната показалась мне невыносимо узкой.

– Доброе, – я покинула свой уголок и присела на диван. Наученная прошлым опытом, я старалась не занимать в присутствии Алексея подобных подоконнику мест. Мест, из которых лишь один выход.

Милевский сел в кресло напротив и, бросив взгляд на большой заголовок, устало повторил:

– Самсонова обвинили в измене.

И это было более чем странно. Степан был дружен с Милевским и часто бывал в особняке князя, более того, состоял с ним в Русской монархической партии. Что же случилось?

– Мне жаль.

 Алексей  поднялся с кресла, подошел ко мне и, усевшись на пол подле меня, обнял мои колени, опустив голову.

– Я поеду в крепость, ты со мной? Ты могла бы подождать меня в соборе.

– Петра и Павла? Нет, сегодня меня ждет батюшка.

– А как же ангел? Не хочешь помочь ему хоть немного в его тяжелой миссии?  

Он поднял голову, щекой потерся о мою ладонь, и я отдернула руку – сама того не замечая, всё это время я гладила его по волосам.