– Идите, куда шли! – зло бросил он. – Ваши услуги не нужны мертвецам, а нам вы не по карману.
Услуги? Какие услуги? Я сглотнула, мысли путались, снова в голове царил туман. Я шла куда-то вместе с толпой и оборачивалась. И прежде чем свернуть за угол здания, я успела увидеть, как у самого вагона стоит, поддерживаемая мужчинами Анастасия Алексеевна. На своих ногах стоит! Жива! Слава богу, жива!
Меня вынесло на привокзальную площадь, я сощурилась, напряженно вглядываясь в город вокруг. Всё таяло в солнечной дымке, холодный ветер играл с волосами и, жаля, касался обнаженных плеч. Я потеряла накидку и теперь стояла в алом шелковом платье среди людей. Одна, всё в той же бездонной норе.
– Куда едем, барышня? – громко гаркнули откуда-то сверху, а я вдруг поняла, что сжимаю в кулаке монеты так сильно, что уже не чувствую кисти.
Куда мне идти? У меня ведь даже ключа от Гороховой нет – саквояж остался в поезде.
В поезде.
Жар. Укол. «Не закрывайте глаз». Синяк на спине его высочества. Не вспоминать!
Я облизнула сухие губы и, отдав мужчине деньги, сказала:
– На … Мойку…
Как бы то ни было, княжна раздобыла мне денег для поездки на этот адрес. Так будем послушны! Я обещала. В конце концов, особняк Милевского ничем не хуже бездонной норы.
Я села, коляска двинулась. Невский проспект, угол Литейного, и мост через Фонтанку впереди.
«Ты снова лжешь, мой ангел».
Перед глазами плыло. Застывшие в мраморе львы, скаля клыки, срывались за мной с постаментов. Вонзая острые когти в камни мостовой, они догоняли коляску, а поравнявшись с нею, склоняли каменные холки к пыльной земле. Пронзительно орали двуглавые орлы на решетках, испуганно шелестели крыльями. Пачкая чугунные путы черной кровью, они раздирали оковы железного плена и будто вороны кружили над моей головой.
Да, ваше высочество, вы абсолютно правы. Я снова лгу, теперь уже себе. Закрывая глаза, я вижу прозрачную зелень взгляда, я слышу тихий, лишающий воли шепот, и чувствую на губах поцелуй мертвеца.
Забыться в руках Алексея. Вот зачем я еду в его особняк.
– Студенты! – сплюнул извозчик, оборачиваясь.
Я сосредоточилась. Слова казались набором звуков, и смысл их ускользал от меня.
– Не проедем, барышня, – пояснил он мне, и я прислушалась, старательно отделяя уличный шум от звона в своей голове.
Впереди, со стороны Гостиного двора, раздавался свист и слаженные крики.
Я откашлялась и, положив ладонь на каменную голову призрачного льва, напрягая осипшее горло, приказала:
– Тогда ... на Офицерскую.
К спокойной уверенности Белянина, к Пете, его вечным шуткам и гусарским усам. Лишь бы не пропасть в темной норе. Одной.
Нет, я не одна. Со мной мои страхи, мои желания, мои грехи. Мраморный лев льнет к моим пальцам, требуя ласки, и черный орел в два горла кричит на обнаженном плече.
Там, на залитой чужой кровью платформе, задыхаясь от ужаса, жалости и скорби, я испытала и … облегчение.
Будто натянутая струна на давно сломанной скрипке, оборвалась чужая жизнь. И теперь, вынужденный извлекать из неё мучительные звуки, уличный музыкант смотрит на ставший ненужным смычок. Монет больше не будет, не на что станет есть, но там, глубоко в душе, загорится радостный огонек. Пытать давно мертвый инструмент больше не придется, и не придется больше пытать себя. Это она – вожделенная свобода. Горькая. Сладкая.
Мой возможный убийца мертв, а я – жива. Радость моя греховна, непростительна и черна. Я знаю, расплата за неё непременно придет. Такова цена жизни. Ничто не дается нам просто так.
Солнце палило. Холодно, жарко ли… я приставила ладонь к пылающему лбу. Звонко забили колокола собора, и я завертела головой. Да… мне … нужно в храм! Прямо сейчас! Вдохнуть запах ладана, встать на колени и, читая молитву, молить господа бога о милости для мертвых и ... прощении для живых.
– Остановите у Никольского! – приказала я.
– Ждать вас, барышня? – спросил извозчик, высаживая меня.
Я встала на ноги и, чувствуя, как качается подо мною земля, перекрестилась:
– Нет, дойду сама.
Дойду. Офицерская совсем рядом. Да и выбора нет. Мне больше нечем платить.
Я шагнула к калитке, каменный лев боднул меня головой, подгоняя, и я пошатнулась.
– Не шали, хороший мой, – хрипло сказала я.
Плечи ныли под тяжестью железной птицы, путь до ступеней храма я преодолела из последних сил. Осенив себя крестом, я шла к цели, не видя ничего вокруг. Под высокие своды, к отцу Павлу, к господу богу своему.
Я не сразу поняла, что не дает мне пройти. В голове моей продолжали гудеть колокола, а перед глазами, дыша ядом и злобой, мельтешило отвратительное черное пятно. Я моргнула, ну же, соберись, Мария! Ты почти пришла!
Церковная служка перегородила мне дорогу и, тыча пальцем, выкрикивала мне в лицо оскорбления.
«Простоволосая», «блудница», что-то еще…
Я обхватила себя за плечи. Платка нет… и алое платье моё больше показывает чем скрывает… она права.
«А нам вы не по карману» – вспыли в памяти слова охранника. Я не сдержала смешка, наконец, вдруг со всей ясностью понимая, о каких услугах он говорил. Как быстро падают женщины: от светлого ангела до проститутки!