Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии

Как Христос после поручил Ее ученику, так ныне поручается Она Иосифу… Она не только чиста от беззаконного смешения, говорит ангел, но и зачала во чреве сверхъестественным образом… Хотя родившееся есть от Духа Святого, но не думай о себе, что ты устранен от служения при воплощении. Хотя ты не содействуешь к рождению, и Дева пребыла неприкосновенною, однако, что принадлежит отцу, то, не вредя достоинству девства, предоставляю тебе, то есть ты дашь имя рождаемому… Хотя Он не твой сын, но ты будь Ему вместо отца. Итак, начиная с наречения имени, усвояю тебя рождаемому. Потом, чтобы кто-либо отсюда не заключил, что Иосиф есть отец, послушай, с какой осторожностью говорит ангел далее. «Родит, — говорит он, — Сына». Не сказал: «родит тебе», но выразился неопределенно: «родит», так как Мария родила не ему, но всей вселенной[424].

В толковании на приводимые у Матфея слова пророка Исаии «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Эммануил» (Ис. 7:14) Златоуст практически полностью воспроизводит аргументацию Василия Великого[425]. Среди различных греческих переводов перевод Семидесяти самый надежный, а другие могли быть сознательно испорчены иудеями:

Если же иудеи, будучи опровергнуты в этом, найдут другое возражение против сказанного о девстве, и представят нам других переводчиков, говоря: они перевели не «дева» (παρθένoς), а «молодая женщина» (νεᾶνις), — то сразу же скажем им, что Семьдесят толковников, по справедливости, пред всеми прочими заслуживают большего доверия. Те переводили после пришествия Христова, оставаясь иудеями; а потому справедливо можно подозревать, что они сказали так больше по вражде, и с намерением затемнили пророчество. Семьдесят же, которые за сто лет до пришествия Христова, или даже более, предприняли это дело, и притом таким большим обществом, свободны от всякого подобного подозрения; они и по времени, и по многочисленности, и по взаимному согласию, преимущественно заслуживают доверия[426]

.

Обручение Девы Марии Иосифу. Мозаика. XI в. Дафни, Греция

И дальше, опять повторяя аргументацию Василия Великого, Златоуст говорит, что если бы Христос родился не от Девы, а от обычной женщины, то такое рождение пророк не назвал бы «знамением», ибо «знамение должно выходить из естественного порядка, быть чем-то странным и необычайным. Иначе как оно будет знамением?»[427]

Ту же самую аргументацию в значительно более развернутом виде мы встречаем у Златоуста в «Толковании на пророка Исаию»: «Если бы это была не дева, то не было бы и знамения. Знамение должно выходить из общего порядка вещей, превосходить обычный порядок природы, быть дивным и необыкновенным, так, чтобы каждый из видящих и слышащих замечал это. Потому оно и называется знамением, что заключает в себе нечто знаменательное; а знаменательным оно не было бы, если бы не выходило из общего порядка прочих вещей». Здесь же Златоуст указывает на употребление в греческом тексте пророка Исаии определенного артикля при слове «Дева». Это, по его мнению, указывает на то, что речь идет о конкретной Деве: «Потому и в самом начале пророчества он не сказал: „се, Дева“ (παρθένος), но: ἡ παρθένος, прибавлением артикля указывая нам на некую особенную, единственную Деву»[428].