Тайна болезни и смерти Пушкина

Среди бесчисленных одесских апокрифов Пушкина бытовал анекдот о якобы сказанной им Амалии двусмысленной шутке: «Толпа поклонников у ваших ног, // Дозвольте мне быть между ними». Шутки шутками, но поэт был без ума от Амалии, что вылилось в поэтическом признании от 26 октября 1823 года:

Ночь

Мой голос для тебя и ласковый и томныйТревожит позднее молчанье ночи темной.Близ ложа моего печальная свечаГорит; мои стихи, сливаясь и журча,Текут, ручьи любви; текут, полны тобою.Во тьме твои глаза блистают предо мною,Мне улыбаются – и звуки слышу я:Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!..

Стихи поэта, исполненные чувств неподдельной нежности и страсти, не тронули сердце женщины-вамп, которая на его глазах крутила роман с польским шляхтичем Собаньским, а в письмах ее мужа фигурировал еще некто Яблоновский. «Жизнь Пушкина превратилась в кромешный ад: подозрения, ревность, ссоры, надежды, любовь слились в какой-то нерасторжимый узел. В первой половине октября 1823 г. он набрасывает начерно свою знаменитую элегию; ее завершенный текст датирован 11 ноября:

Простишь ли мне ревнивые мечты,

Моей любви безумное волненье?Ты мне верна: зачем же любишь тыВсегда пугать мое воображенье?Окружена поклонников толпой,Зачем для всех казаться хочешь милой,И всех дарить надеждою пустойТвой чудный взор, то нежный, то унылый?Мной овладев, мне разум омрачив,Уверена в любви моей несчастной,Не видишь ты, когда, в толпе их страстной,Беседы чужд, один и молчалив,Терзаюсь я досадой одинокой;Ни слова мне, ни взгляда… друг жестокой!Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой

Твои глаза не следуют за мной.Заводит ли красавица другаяДвусмысленный со мною разговор:Спокойна ты; веселый твой укорМеня мертвит, любви не выражая…

Едва не назвав имя своего соперника, Пушкин с горечью продолжает:

Скажи еще: соперник вечный мой,Наедине застав меня с тобой,Зачем тебя приветствует лукаво?Что ж он тебе? Скажи, какое правоИмеет он бледнеть и ревновать?В нескромный час меж вечера и света,Без матери, одна, полуодета,

Зачем его должна ты принимать?

Надеждою, болью, мольбою пронизаны заключительные строки:

Но я любим… Наедине со мноюТы так нежна! Лобзания твоиТак пламенны! Слова твоей любвиТак искренно полны твоей душою!Тебе смешны мучения мои;Но я любим, тебя я понимаю.Мой милый друг, не мучь меня, молю:Не знаешь ты, как сильно я люблю,Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.

Видимо, упреки Пушкина мало подействовали на Амалию, и в следующем стихотворении он уже не пытается выяснять ее отношений с соперником, не требует для себя исключительности в отношениях с нею, а лишь молит ее о любви – хотя бы притворной, на любых условиях, но любви:

Как наше сердце своенравно!<Желанием> томимый вновь,

Я умолял тебя недавноОбманывать мою любовь,Участьем, нежностью притворнойОдушевлять свой дивный взгляд,Играть душой моей покорнойВ нее вливать огонь и ядТы согласилась, негой влажнойНаполнился твой томный взор;Твой вид задумчивый и важный,Твой сладострастный разговорИ то, что дозволяешь нежно,И то, что запрещаешь мне,Все впечатлелось неизбежноВ моей сердечной глубине.