Тайна булгаковского «Мастера…»

А вот Булгаков имел в тот вечер все основания сказать слушателям, что читает им главы повести, принятой к публикации одним из советских издательств. Дело в том, что некоторое время тому назад он познакомился…

Знакомство с «Шулером»

Осенью 1922 года Булгаков познакомился с человеком, который в пролетарской стране, где всё вокруг было обобществлено, национализировано, редактировал частный журнал. Журнал назывался «Россия», и его редактором был Исай Григорьевич Лежнев. Он‑то и заключил с Михаилом Афанасьевичем договор на издание повести, что дало её автору повод поёрничать впоследствии в повести «Тайному другу»:

«… кому, кому, кроме интеллигентской размазни, вроде меня, придёт в голову заключить договор с человеком, фамилия которого…»

Дело в том, что Лежнев — это псевдоним. Настоящая фамилия редактора была Альтшулер, что в переводе с немецкого означает «старый жулик» или «старый шулер».

Ознакомившись с «Записками на манжетах», Альтшулер‑Лежнев сразу пообещал напечатать отрывок из них. И слово своё сдержал — в январе 1923‑его, когда вышел в свет пятый номер «России» («Тайному другу»):

«… Отрывок… очень скоро я увидел… напечатанным. Это доставило мне громадное удовольствие. Не меньшее — и то обстоятельство, что я был помещён на обложке в списке сотрудников журнала».

Публикация в «толстом» журнале вдохнула уверенность и надежду И 23 января Михаил Афанасьевич написал сестре Вере в Киев:

«Дорогая Вера…

Здесь в Москве, в условиях неизмеримо более трудных, чем у Вас, я всё же думаю пустить жизнь в нормальное русло…

Я очень много работаю и смертельно устаю…»

Слова «много работаю» свидетельствуют о том, что в это время Булгаков создавал роман «Белый крест», переименованный позднее в «Белую гвардию». Он стал писать его («Тайному другу»):

«… не зная ещё хорошо, что из этого выйдет. Помнится, мне очень хотелось передать, как хорошо, когда дома тепло, часы, бьющие башенным боем в столовой, сонную дрёму в постели, книги, и мороз, и… мои сны…

С этой ночи каждую ночь в час я садился к столу и писал часов до трёх, четырёх. Дело шло легко ночью».

Сообщая о лёгкости ночного писания, Булгаков, конечно же, лукавит. Совсем не так легко и просто давалась ему работа, о которой годы спустя Татьяна Николаевна рассказывала Мариэтте Чудаковой, автору «Жизнеописания Михаила Булгакова»:

«Писал ночами… „Белую гвардию“ и любил, чтобы я сидела около, шила. У него холодели руки, ноги, он говорил мне:

— Скорей, скорей горячей воды!

Я грела воду на керосинке, он опускал руки в таз с горячей водой.

— Что это было? Сердце?

— Нет, видимо, что‑то нервное. Он очень уставал».

«Очень уставал» Михаил Афанасьевич ещё и потому, что ночные писания не были единственным его занятием. В повести «Тайному другу» сказано:

«Для того, чтобы писать по ночам, нужно было иметь возможность существовать днём».

Кстати, то же самое имел в виду и писатель Евгений Замятин, когда писал в книге «Я боюсь»:

«Писатель, который не может быть юрким, должен ходить на службу с портфелем, если он хочет жить…»

В ту пору назвать себя писателем Булгаков ещё не мог. Но при всей своей неукротимой энергичности он не рвался ходить на службу в какое‑либо советское учреждение. И этим сильно отличался от многих своих современников, в том числе и от весьма высокопоставленных. Например, от Ленина. Ведь Владимир Ильич к работе стремился, работы жаждал. И строил грандиозные планы, в числе которых было провозглашение на съезде Советов нового государственного образования — Союза Советских Социалистических Республик… Но случившийся в декабре 1922‑го второй инсульт вновь уложил лидера большевиков на койку.