Тайна Черного моря

Этот неожиданный выкрик у четырех артистов получился столь искренним, что в зале невольно зааплодировали. Не хлопал лишь искусствовед Лисицын. Он нервно пытался рассмотреть программку на свет, пробовал на ощупь. И все равно не обнаруживал недостающего персонажа. На лицо искусствоведа постепенно наплывало выражение, какое обычно бывает у интеллигента, заметившего, что его опять обвесила продавщица: взгляд в себя и безвольные губы.

Господин Доктор смерил подчиненных тяжелым взглядом, в котором читались и укор за несдержанность, и презрение к горячности.

Как только улеглись хлопки неконтролируемых зрителей, командир мефистофельским басом продолжал:

— Откуда истеричность эта в вас? Вы бабы, а не воины! Я говорю: партийное собрание проводим мы. Я говорю: последнее. Так что с того? Ты, Цин Боминь, не отводи глаза. Уж так ли свято верен ты идеям Мао, как убеждаешь всех? А ты, друг Чу Юйцзяо — ведь было главным для тебя всегда иметь возможность убивать и кары вовсе не нести за это!..

Ты, Ли Чжунюн, который не способен запомнить три цитаты, не все ль равно тебе, за что сражаться? Дай, — шеф кивнул помощнику, — смело можешь записать в ведущемся тобою протоколе: собрание сие последнее...

Фигура в костюме Кощея выдержала трагическую паузу, готовясь выдать подчиненным страшную тайну. Напряжение достигло предела, напряжение почувствовали даже зрители, хотя и не могли понять, почему у них мороз по коже. Даже окончательно сбитый с толку Денис Андреевич перестал рефлексировать и отдался созерцанию зрелища.

Наконец Господин Доктор отчеканил, будто гвозди вбивал в старые доски сцены:

— ...Поскольку в эту ночь Коммунистический Китай исчезнет! Кто за? Кто против? Воздержался? Единогласно принято.

И все же в его голосе можно было расслышать самодовольство свирепой рептилии, утащившей жертву на дно.

Дай в ужасе конвульсивно дернул рукой, словно именно он стал жертвой рептилии; сипи упал на пол и над залом разнесся долгий печальный бряк. Доктор бросил на помощника ледяной взгляд.

Денис Андреевич услыхал слово, отдаленно напоминающее «коммунистический», и по-гусиному вытянул шею, мучимый загадкой, правильно ли он понял.

Той же загадкой мучился Цин Боминь, который плохо понимал старокантонский. И, поскольку его соратники хранили мертвое молчание, склонился к мнению, что правильно. И громко сглотнул слюну, — в тишине словно гайка булькнула в бак с водой.

Искусствовед на одиннадцатом кресле слегка успокоился.

Слово «коммунистический» ему явно померещилось.

Потрясенные услышанным, солдаты Доктора Театральных наук кое-как совладали с собой и, памятуя о зрителях, постарались придать партсобранию какую-никакую видимость продолжения оперы.

Император Цао Цао картинно взмахнул накладной, как у Бармалея, бородой, якобы гневаясь на загадочного персонажа в чужеземном облачении, и от волнения запел в другом размере:

— Что станет с Великим Китаем? Скажи, командир, не молчи! Солдаты, тебе присягнувши, отпор дать готовы любому потенциальному гаду и на провокацию вражью достойно ответить!

— Прошу тишины, — одернул Господин Доктор взволнованных подчиненных — конечно, только тех, кто сек по-старокантонски. И сцепил пальцы на животе. В стороны шарахнулись рукава, подняв два пылеворота. — С Великим Китаем, столь вами любимым, ничто не случится. Сильнее лишь станет, могущественней и красивее страна... Вам предстоит выполненье заданья, которое славой покроет навеки и вас, и детей, и внуков, и правнуков ваших и принесет несомненную пользу Китаю...

— Вы что-нибудь понимаете? — сдался искусствовед Лисицын и повернулся к;соседу.

— Что ж тут непонятного? — хмыкнул сидящий рядом, в кресле номер десять, блондин. — Не слыхали разве, что после прошлогодних гастролей в Китайскую Народную Республику Вахтанговского театра с «Принцессой Турандот» за Великой стеной стало модно включать в исторические пьесы импровизации на современные политические темы?

— Да что вы говорите? — уважительно всплеснул бровями Денис Андреевич, задумчиво выпятил губу и мысленно обругал себя за то, что совсем отстал от жизни со своим Лао Шэ.

Господину Доктору почудилось нечто знакомое в доносившемся из глубины зала шепоте. Старик с презрением к себе отметил, что в такую минуту даже его нервы способны подвести. Он отринул ложные страхи. Никто из категории «ею» не может знать старокантонского диалекта. Стало быть, и опасности нет никакой. По большому счету, только один человек мог помешать резиденту. Это был Анатолий Хутчиш. Был. Да не всплыл со дна Невы...

Голос Господина Доктора превратился в яростный бронзовый набат.