Тайна Черного моря

Граната с шипением вылетела из ствола и мгновение спустя взорвалась, угодив в колоссальный скелет южного слона.

Точно сметенные великанской рукой разлетелись кости. Ударная волна унесла и красавицу-незнакомку, как подхваченную ветром шаль.

Повсюду, повсюду царили смерть и разрушение. Тела людей лежали вповалку с чучелами животных — присыпанные стеклянным крошевом. Скорняжная мастерская доктора Моро, бросившего работу на середине.

Братская могила. Труп храброго майора, труп солдатика в углу. Лица серы, отсочившиеся кровью раны тусклы. И еще, два трупа — на выходе из зала. Потрескивают, дымятся тлеющие обломки стендов. Формалин обтекает коптящие обломки, плавники, перья, чешую.

Иван Князев обходил залы, держа «Макаров» стволом вверх и подсвечивая путь огоньком одноразовой зажигалки, которую держал в той же руке. Что же здесь произошло? Такое впечатление, что «поморы» просто помешались перестреляли друг друга.

Положив пистолет и зажигалку на пол, он приподнимал головы трупов за волосы или переворачивал их на спину, вглядывался в лица. Каждый раз до крови закусывал губу. Живых не было, но пока не находилось и того, кого мегатонник боялся найти.

Вот около изрешеченного гипсового дерева, рядом с чучелом орангутана, лежит труп неизвестного мужчины. Руки его все еще сжимают автомат. Изрядно мятая, но сохранившая помпезность шляпа валяется неподалеку. Слепые-глаза смотрят в потолок. Неужели это он в одиночку совладал с отделением «поморов»? Дальше, дальше...

Среди разбросанных то ли слоновьих, то ли мамонтовых костей Иван Князев отыскал живого человека.

Женщину. Пригвожденная к стене обломком огромного бивня, она часто, прерывисто, ознобно дышала. Князев склонился над ней и, не выпуская из руки пистолета и потухшую зажигалку, пощупал сонную артерию. Нет, не жилец. Бивень проломил ей грудину. Из носа и рта девушки стекали струйки фактурно-густой, как баклажанная икра, крови.

Жаль. Красивая. Чем-то неуловимо похожа на Эвелину... И вдруг женщина приоткрыла замутненные, немыслимо красивые зеленые глаза, посмотрела на старика... и, улыбнувшись, что-то прошептала.

Князев наклонился еще ближе, вслушиваясь.

— Толя, — повтррила женщина. — Ты... пришел... Иван почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди. «Макаров» выпал из ослабевшей руки и с глухим стуком упал на пол.

— Что? Что ты сказала?

Голос не слушался его. Князев осторожно откинул с девичьего лба липкий от крови локон.

— Толя... Я хочу, чтобы... Мы... Я... Она закашлялась, на губах вздулся кровяной пузырь, в котором отразилась, как в кривом зеркале, морда зебры.

— Тише, дочка, тише. — Князев успокаивающее погладил ее по голове. Но не мог не спросить, хотя понимал, что у красавицы не хватит сил ответить: — Ты ведь знаешь Толю, да? Где он?

— То... ля... Я т-т-тебя...

Рыжеволосая голова безвольно упала на грудь.

Старик сел возле мертвой женщины, знавшей его сына, и тихо заплакал, обхватив голову единственной рукой.

Он не заметил и не услышал, как в клубах дыма возникла фигура высокого светловолосого молодого человека. На лице вошедшего в это урочище смерти застыло недоумение.

Потом взгляд его упал на пригвожденную к стене рыжеволосую диву.

— Алиса?! — испуганно воскликнул Анатолий Хутчиш. — Что здесь... Почему стреля...

Иван Князев поднял голову. Медленно, помогая себе рукой, пятная стену девичьей кровью, встал.

Хутчиш узнал его — этот однорукий старик преследовал его возле японского консульства.

— Вы?..

Прапорщик напрягся, готовый в любой момент к бою.

Но в глазах старика не было угрозы — только слезы и печаль.

— Сын, — тихо сказал старик. И неловко утер слезу рукавом. — Вот, значит, и свиделись.

За спиной Анатолия Хутчиша, в первом зале, не выдержав сегодняшних потрясений, с дробным грохотом обрушился на пол скелет гигантского синего кита.

Эпизод двадцать седьмой

31 июля, воскресенье, 20.00 по московскому времени.

У них походочка как в море лодочка

Сигаретный дым змеился под потолком кают-компании СКР «Тамбовский комсомолец». Сторожевик относился к ветеранам советского флота, закладывали его еще в те незабвенные времена, когда денег на интерьеры не жалели.

Потускневший и кое-где облущенный лак на красном дереве свидетельствовал о расточительстве прежних интендантов. Диваны вдоль переборки лоснились вышарканными кожаными припухлостями.

На полотнах в витиеватых рамах безвестный подражатель Айвазовскому сталкивал фрегаты в абордажных, борт к борту, атаках или топил их в ураганных штормах. Цвета потускнели от времени: художник использовал дешевые краски.

Но сегодняшнее прозябание принадлежащего невесть кому — России или Украине — корабля откладывало восстановление былого великолепия на неопределенный срок.

Старпом ткнул окурок в пепельницу, смаклаченную умельцем-матросом из крышки списанного компаса. Несмотря на стесненное финансовое положение, он продолжал курить стильный «Кент». Считал ниже своего достоинства переходить на дешевые табачные суррогаты.