Тайна Черной горы

Рассматривая историю и научные исследования, трудно переоценить значение каждого звена, каждого этапа, каждого отдельного труда, ибо результаты предшественников положены, как опорные камни фундамента, в основу последующих изысканий и исследований, из которых делаются новые логические выводы. Труды академика С. Смирнова увлекли, как роман. Ученый на территории Дальнего Востока выделял перспективный Тихоокеанский рудный пояс с его внутренней вольфрам-оловянной зоной. Настольными книгами стали труды и другого ученого, доктора наук Е. Радкевич, ученицы и последовательницы С. Смирнова и А. Ферсмана. Она была одним из авторов выдающейся книги «Геология олова», которая увидела свет в трудные годы войны и сразу же приобрела широкую известность. Это была первая книга, в которой были собраны, глубоко проанализированы и обобщены все необходимые для геолога-практика и геолога-ученого данные по оловорудным районам, по геологии олова не только нашей страны, но и всего мира.

Три года, не зная ни сна, ни отдыха, – Вадим Николаевич и во сне часто спорил сам с собой, со своими коллегами или с далеким, давно ушедшим из жизни исследователем, опровергая или поправляя того, – три года напряженного труда дали солидный «урожай». Группа геологов под его руководством наконец завершила сложную, трудоемкую, разнохарактерную, но узконаправленную работу, обобщила все материалы и составила перспективную карту уже открытых и, главное, предполагаемых месторождений полезных ископаемых на обширной территории Дальнего Востока. На карте были отмечены и указаны регионы, где геологам в будущем надо искать подземные «клады». Среди перспективных регионов значился и горный район Мяочана – где никогда и ничего еще не находили. Да вообще район был мало исследован и о нем знали лишь в общих чертах.

Как ни странно, но именно из-за Мяочана и разгорелся сыр-бор.

– На основании чего, Вадим, ты включаешь и даже настоятельно, как пишешь в пояснительной записке, рекомендуешь этот Мяочан? – спрашивал Ермолов, и такой же вопрос задавали другие геологические «зубры» управления при обсуждении коллективного труда.

Что он им мог ответить? Ничего. Лишь пожимал плечами, дескать, сам не знаю. Но включил. Что-то толкало его обратить внимание на горный массив, как говорят, «нашептал внутренний голос». И всё. Никаких формальных оснований, даже мелких, самых крохотных, не имелось. Лишь теоретические предположения. Предположения, основанные на анализе, сравнениях и обобщениях. Как говорят, из «головы». У всех других рекомендованных регионов имелись или вещественные доказательства в виде образцов, или утверждения очевидцев, записки путешественников, письма охотников, рыбаков, лесников о том, что кто-то когда-то где-то видел, находил, слышал от кого-то. Были и прогнозы ученых. Имелись просто целевые государственные задания, как районы, прилегающие к Байкало-Амурской магистрали. А о Мяочане не было ничего. Мяочан безмолвствовал. Там никто не бывал. Даже охотники, в том числе и местные, нанайцы, люди пронырливые и ходкие, обходили Мяочан стороной. Там им нечего было делать – зверь не водился, он редкость в тех местах. Одним словом, безжизненные Черные горы…

– Мы считаем, что регион Мяочана следует исключить, – заявляли многие знатоки и специалисты, оценивавшие коллективный труд. – Мяочан надо оставить в покое. Пустое место!

Однако Анихимов не сдавался. Настаивал на своем. Чутье геолога-поисковика, опыт разведчика подсказывали ему, что горы Мяочана в своих недрах таят нечто ценное. Возможно, запасы цветного металла. Даже, возможно, крупные месторождения. В ответ он слышал многозначительные похмыкивания да видел откровенные недоверчивые улыбки – дескать, загибай, но знай и меру!

Вадим Николаевич разворачивал карту, указывал на правобережный регион Амура, где в горах Сихотэ-Алиня еще перед войной группой геологов, в том числе и присутствующим здесь уважаемым Ермоловым, были открыты значительные месторождения, особенно оловорудные. А потом указывал на Мяочан и, волнуясь, сбиваясь, глотая концы слов, торопился доказывать их похожесть.