Музыкантов еще не было. Но барабан и инструменты уже находились на сцене, если можно назвать сценой небольшое возвышение, ловко и ладно сколоченное из оструганных, выкрашенных досок. Насчет этой сцены оба друга не раз злословили и, между прочим, пришли к обоюдному выводу, что когда оркестр в полном составе начинает играть, то доски, наверное, тихо раскачиваются под ними в ритм музыке.
Официантка принесла коньяк, воду, хрустальную вазу со льдом и закуску – неразрезанные небольшие красные помидоры, порезанные крупно огурцы, масло, кетовую икру, тоже, видать, свежую, дышащую морем, крупнозернистые икринки приятно лоснились, словно облитые маслом ягоды красной смородины, и кубиком черную, паюсную.
– На Кавказе говорят, что чем красивее бокалы, тем неприятнее им соседство полных бутылок, – Андрей Данилович, произнося обычные свои слова, взял в руки хрустальные бокалы и внимательно посмотрел их на свет, убеждаясь в чистоте. – Бокалы, видимо, хотят побыстрее расправиться с бутылкой, опорожнить ее и разделить ее содержание между собой. Спешат сделать и ее такой же пустой, как и они сами, надеясь, что именно в таком виде они выглядят повыигрышнее!
– Пустые бокалы подобны хорошеньким женщинам, – философски произнес свою условную фразу Раковкин, разливая коньяк.
– Они невольно привлекают к себе внимание мужчин, – понимающе улыбнулся в усы Вутятин. – Дают пищу надеждам и воображению.
Начинался обычный вечер и их обычный ресторанный разговор. С годами у них выработался свой стереотип, свои три главных темы: тема номер один – о политике, вернее, о международном положении, тема номер два, наиболее излюбленная и не только ими, а и всеми холостяками – о женщинах, и тема номер три, которую обычно редко затрагивали в ресторане, – о геологии, вернее, о людях в геологии. Но если ее поднимали, то часто затягивался спор, заказывали еще бутылку и перемывали косточки всем, начиная от столичного министерства и кончая местными сослуживцами. И у каждой темы имелись свои «позывные». Произнося их, один друг как бы предлагал другому направление беседы и, если тема принималась, то собеседник тут же выдавал условный ответ. Так было и на сей раз. Вутятин, рассматривая пустые бокалы, как бы спросил: о чем будем рассуждать? Раковкин предложил тему номер два – о женщинах, Андрей Данилович мило согласился.
Тема о женщинах – тема вечная и бездонная, старая, как мир, и всегда желанно молодая. Она – как океан, и в ней можно плавать бесконечно долго. На этот раз Раковкин обозначил четкие берега – о женщинах науки. И это было принято. Раковкин недавно завел себе новую симпатию, защитившуюся кандидатку, и плыл на «волнах первой радости».
– Странно и несправедливо устроена наша жизнь, особенно для женщины, отдавшей себя науке, – философствовал Раковкин. – Пока она окончит вуз и аспирантуру, уходят самые золотые годы молодости, как принято говорить, и статистика подтверждает – такая женщина остается часто одинокой, не может найти себе достойного партнера, ибо мужчины к тому возрасту почти все давно обрели свои семьи.
– Верно, верно… В аспирантуре им, душечкам, некогда задумываться и, понимаешь, не до замужества. – Андрей Данилович хихикнул многозначительно, расправляя усы. – Преподаватели да профессора любят незамужних аспиранточек…
Намек был весьма прозрачен, но Раковкин не пошел на обострение. Стоит ли? Да и какой результат от словесной перепалки, кроме испорченного вечера? Он просто-напросто поднял словесный камень, брошенный в его огород, и, повертев его в руках, запустил через забор обратно, туда, откуда он прилетел. Иными словами, сменил тему.
– Знаешь, если начистоту, – сказал он доверительным тоном, словно и не было никаких намеков, – то у меня кошки скребут и царапают длинными коготками по сердцу.
– Ты о чем? – поинтересовался Андрей Данилович, наполняя бокалы и понимая с полуслова Раковкина.
– Да все о том же.
– Из-за проекта? – спросил Вутятин, готовясь к новой теме.
– Из-за проекта и его автора, – уточнил Раковкин, делая акцент на последнем слове.
– У меня лично к Казаковскому никаких претензий не имеется, – быстро ответил Вутятин, как бы отметая любые подозрения.
– Так ли? – не поверил Раковкин.
В управлении всем хорошо было известно, что три года назад Вутятина выкупали в реке, вернее, взяли за руки, за ноги и выбросили в воду. Пошутили, конечно, без всякого умысла. И одним из исполнителей был Казаковский. Молодой инженер только прибыл из столицы по распределению на Дальний Восток. Никто его не знал, и он никого. Казаковского тут же направили в Гарь, где одна экспедиция вела разведку на железную руду.