– С самого начала, азбучные истины. Смотри на свою карту сам. Видишь, пробы твои, взятые в распадках, стоят друг от друга далеко. Другими словами, интервалы опробования тобой не выдержаны. Это раз! – он загнул мизинец и придавил его большим пальцем. – Количество намытых шлихов не увязано с содержанием полезного материала. Что от поисковика требуется? Если искомого минерала нет, в данном случае касситерита, то следует брать по два лотка. Так? А если найдены единичные знаки, следы минерала, то необходимо намывать по четыре. Так? А у тебя сколько? Намыто лишь по одному. Второе упущение. Два!
Борис Васильевич загибал и загибал пальцы. Он насчитал девять нарушений в проведении маршрута и в составлении документации. В том числе и в предварительной карте. Начальник партии старался говорить как можно спокойнее и понятливее. Не повышал тона и избегал резких выражений, хотя в глубине души чертыхался на чем свет стоит. Ругал прежде всего себя самого: не нашел времени сходить к молодому геологу, чтоб на месте все выяснить, проверить, подсказать. На что надеялся? На то, что с ним опытный промывальщик? Теперь придется выкручиваться, выслушивать от главного геолога.
Вакулов стоял набычившись. Он ждал всего, но только не такого разноса. Как ни крути, как ни верти, а выходило, что самой объективной оценкой его долгой и самоотверженной работы, того самого добавочного маршрута в дожди, может быть только «неудовлетворительно», занудная школьная двойка.
– Но там же следы! В дюлювиальных развалах мной обнаружены кварц и кварцево-турмалиновые метасоматиты… Вот здесь и здесь! – Вакулов говорил торопливо, спеша оправдаться, и тыкал в свою корявую карту. – Я прошел эти маршруты! Теперь-то станет ясно, где искать рудные выходы, где проводить маршруты!
– Дорогой ты мой, не кипятись. Не надо! Не надо и меня убеждать. Я тебе верю. Мне вполне, может быть, достаточно твоих материалов, – начальник сделал паузу и продолжал: – Но для осенней комиссии по приему наших полевых материалов, итога всего нашего коллектива, этого мало. Твои положительные материалы сразу же привлекут к себе внимание всех ревизоров. Поверь мне, я-то хорошо знаю взрывной характер нашего главного геолога. Твои находки станут для него вроде красной тряпки для быка, – и Борис Васильевич представил то будущее заседание в лицах, умело подражал голосу Вадима Николаевича, громко восклицал: – Оказывается, в том хребте есть касситерит, а даже не изволили соблюдать элементарные условия опробования! Да и сама документация составлена дилетантски! Как мы можем на основании таких несерьезных документиков делать серьезные выводы?
Теперь-то Вакулов понимал, что Манеев прав. Спорить тут нечего. Действительно, у него в материалах – сплошные недоработки, сплошные недоделки. Хоть возвращайся назад и снова топай в маршруты, начинай все сначала. Вакулов вздохнул. Он мысленно представил себя снова в горах и под непрерывным дождем. Несколько минут назад он намеревался рассказать начальнику о том, к а к и в к а к и х условиях пришлось ему работать, брать пробы, мыть шлихи в ледяной воде. А теперь ему хотелось только одного – спросить своего начальника: мол, под сплошным дождем еще, дескать, можно копаться в грунте, орудовать лопатой, мыть в лотке шлихи, но пусть уважаемый Борис Васильевич объяснит ему, как в таких условиях, под открытым небом и непрерывным дождем, можно четко, полностью и грамотно заполнять все многочисленные графы в полевом журнале? Как можно на ходу рисовать красиво и точно карты? Да разве же ему, начальнику, не ясно, что в каждом деле, в том числе и в работе геолога, важен и ценен именно конечный р е з у л ь т а т? А он, Вакулов, добыл тот результат. На его основании уже сейчас можно говорить о том, что здесь, в хребте, перспективная зона, на которой, возможно, уже в следующем сезоне откроют месторождение. И все это благодаря тому, что он, Вакулов, молодой начинающий геолог, проявил профессиональную сознательность и пошел к решению возникшей задачи любыми доступными ему средствами. А все остальное – чистейший формализм, закоренелая бюрократия, убивающая живой энтузиазм и инициативу.
Только ничего этого, разумеется, Вакулов не сказал. Не успел. Сдержался. Но обязательно выскажет, при случае. К концу беседы.
– Дорогой ты мой, еще раз тебе повторяю, – Борис Васильевич говорил сочувственно и доброжелательно, – если бы у тебя кругом было только «чисто» да «пусто», тогда и спросу с тебя, как понимаешь, было бы гораздо меньше. На нет и суда нет! А теперь дело осложняется. Так что, дорогой ты мой, точи шпаги и готовься к бою, – и добавил то, что Вакулов меньше всего ожидал услышать: – На мою поддержку можешь смело рассчитывать. Как говорят ныне молодые люди, станем вместе отмахиваться кулаками.