Тайна Черной горы

Амур делал небольшой, чуть заметный поворот и подмывал крутой глинистый берег. У самого среза, оголенно выставив темные беспомощные длинные корни, в реку клонилась темная пихта. Корни слегка шевелились то ли от ветра, то ли от тяжести падающего дерева, словно хотели за что-нибудь зацепиться, удержаться. «Ишь ты, река сожрала, земли-то сколько!» – невольно отметил Терентий, вспоминая, что здесь до его ухода в армию росли кучно пихты, а дальше высился старый разлапистый кедр. Орехи у него были ядреные, скороспелые. А та пихта, что падает в реку, стояла недалеко от берега. Вот здесь-то и прижал Терентий озорную Наталку-Полтавку, разложил на обе лопатки. Он явственно помнил и сейчас опять увидел перед собой ее странно расширенные зеленоватые с крапинками глаза и застывший в напряженном ожидании полуоткрытый рот…

Она убегала тогда от него. Дразнила и убегала. «Счас тебе дам!» – решил Терентий и припустился за Наталкой. Та взвизгнула и понеслась. Они, ломая на ходу кусты, промчались мимо того кедра, пересекли поляну и углубились в лес.

За густыми кустами черемухи у этой самой пихты Наталка-Полтавка вдруг остановилась и, круто повернувшись, шагнула навстречу. Терентий с ходу налетел на нее с радостным рычанием и, обхватив по-мальчишески за талию, рванул на себя. Наталка-Полтавка не удержалась, и они оба повалились на траву. Терентий, торжествуя, припечатал ее лопатками к земле, прижал крепко руками. А та вдруг странно повела себя, перестала сопротивляться. Стала податливой. Раскинула руки.

– Пусти, – выдохнула она чуть слышно, тяжело дыша теплом ему в лицо.

Терентий, радостно довольный, лежал на ней, как обычно лежал на своей ровне, на парне, которого смог побороть, сильно опирался руками на ее плечи.

– Пусти, – шепотом повторила Наталка-Полтавка и потянулась к нему.

Терентий увидел близко-близко ее глаза – большие, напряженно расширенные, чуть зеленоватые с коричневыми крапинками, как спелые ягоды крыжовника. И еще ее полуоткрытый рот, застывшие в ожидании губы.

Где-то рядом застрекотал кузнечик. Наталка повела плечами, и руки Терентия сами соскользнули в траву. Она и не пыталась вырваться, освободиться. У Терентия помутилось в глазах, какая-то волна захлестнула его, и он, застыв в напряжении, не знал, что делать, только растерянно смотрел и смотрел на Наталку.

– Ну, пусти… – она сама обхватила его за шею, притянулась к нему.

Терентий онемел. Он щекой слышал ее частое теплое дыхание, ловил запах одеколона от волос и сладко ощущал упругость напряженного девичьего тела… Но в следующую секунду Наталка-Полтавка вдруг сухо отрывисто засмеялась, резко оттолкнула Терентия. Он неловко, покорно поднялся, стоял с пылающим лицом, чувствуя, как колотится сердце.

– Ну что уставился?.. Дай руку! – в голосе ее зазвучала какая-то холодная злость. – Весь сарафан из-за тебя… Опять гладить.

Терентий глотнул воздуха и, не глядя на Наталку-Полтавку, смущенно протянул руку, помог встать. Она живо отряхнулась, поправила волосы и уже без злости, хмуро сказала:

– Пошли!..

После того случая Терентию, как он ни пытался, ни старался, ни разу не удалось побыть наедине с Наталкой-Полтавкой. Она все время ускользала от него. До самого последнего дня, до отъезда на службу. А потом сама поцеловала… И сейчас, проплывая на мотолодке то памятное место, сердце Терентия снова застучало тревожно и сладко. Старый кедр стоял неподалеку от берега, возвышаясь над вершинами деревьев властно и горделиво.

– А кедрач-то стоит, ядреный. Мы пацанами любили залазить на самую верхотуру. Далеко оттудова видать! – вспоминал громко вслух Терентий, словно этим хотел прикрыть свое тайное внутреннее волнение.

– В прошлое половодье часть берега снесло, – отозвалась тетка Зазуля.

– А какие новости-перемены у нас? – машинально спросил он, думая о своем, о сокровенном.

– Никаких новостев, все оно как и было. Твои усе живы-здоровы. У Макарихи корова в марь угодила и засосало ее. Да вот опять геологи появились.

– Какие геологи?

– Ну те, что землю дырявят да обстукивают. Все ищут чегой-то. Начальник у них ишо молодой летами, но видный из себя. Казаковский его фамилия будет. Строгай, говорят, до жуткости, но справедливай, – и добавила, рассуждая: – А тута иначе нету возможности, народ такой кругом, что на шею сядут и не слезут.

Терентий оживился. Ишь ты, геологи объявились! Выходит, и нашенское таежное место не такое насквозь пустое и бессмысленное, если к нему интерес заезжие специалисты проявляют. И он для уточнения спросил:

– У наших краях геологи те?

– И у наших тож. А все больше они в Черных горах, в Мяочане. Нашли тама полезность какую-то. Обживаются. Даж, говорят, для поселка тама дома рублят.

– Ну? – не поверил Терентий. – Дык у тех краях зверье не водится, охоты никакой. Какая ж там им жизнь?

– А им-то что! На самолетах по воздуху продухты забрасывают, муку в мешках, мясо в железных банках, да сладкое молоко загущенное. Жить можна!

– На таких харчах можна, – согласился Терентий, деловито добавляя: – Тушенкой в армии кормили, и загущенным молоком сластился.