Тайна Черной горы

Казаковский выдержал паузу. Он не стал вступать в пререкания с раздраженной женщиной и доказывать, что не зря произнес слово «скоро». Оно не случайно сорвалось у него с языка.

Встреча с семьей Селивановых лишь подтвердила то, о чем он думал. Проблему школы нужно решать, решать сегодня, не откладывая на завтра. Он не знал, как ее решить, но знал, чувствовал одно – надо. И он только спросил, обращаясь к ним обоим:

– А повременить с увольнением можете?

– Повременить-то можно. Да что это даст? – в свою очередь спросил Селиванов, спросил недоверчиво и даже слегка насмешливо, как бы говоря, что, мол, не надо нас принимать за круглых дураков.

– Многое, – ответил ему Казаковский, пропуская мимо ушей его недоверчивый и насмешливый тон. – И еще раз спрашиваю: повременить можете?

– А нам и по закону еще тута трубить, – сказал Селивнов и решительно потянул жену за рукав. – Пошли.

– А потом мы так и так на полном основании законов уедем отсюдова, – выпалила уже в дверях жена.

После их ухода, Казаковский раскрыл папку, ту самую злополучную синюю папку с заявлениями об уходе. Полистал те заявления. Они ничего не говорили. Написанные разными почерками, крупными и мелкими, размашистыми и аккуратными, на разных листках бумаги, чернилами и карандашами, все они, как бы написанные под диктовку, имели одно содержание: «прошу… по собственному…» Увольнялись, уезжали кадровые рабочие, специалисты, люди семейные. Даже высокие заработки их не удерживали.

Казаковский вызвал кадровика и поручил ему срочно определить наличие в поселке детей школьного возраста. Тот, к удивлению Евгения, вернулся буквально через пару минут.

– У меня они давно на учете, – сказал Павел Иванович, подавая списки юных жителей Солнечного. – Школьников, особенно младших классов, у нас насчитывается более полусотни, а точнее, шестьдесят четыре человека. Здесь они по алфавиту. А в этом списке – по возрасту, по годам рождения все дети поселка, включая и будущих школьников.

Павел Иванович поправил на носу пенсне и вынул из своей папки еще одну бумагу, положил ее рядом с теми двумя.

– Тут я и списочек родителей тех детей подготовил, так сказать, возможных кандидатов, – он сделал выразительную паузу, не произнес «на увольнение», но было и так понятно, о каких кандидатах идет речь.

Кадровик знал, о чем говорил.

Евгений внимательно посмотрел на него, на его спокойное, ничего не выражающее сухощавое лицо исполнительного человека. «Да, дельный у нас кадровик, – подумал Казаковский, – ничего плохого о нем не скажешь». И еще подумал о том, что у Павла Ивановича, такого аккуратненького и тихого интеллигентного служащего, наверняка в папках хранятся расписанные по разным бумагам данные на всех жителей поселка. Попроси любые сведения, тут же он их выдаст. Одним словом, опытный и дельный кадровик. И сам себя спросил: а как же еще ему работать? На то он, Павел Иванович, и поставлен начальником отдела кадров. А кадры эти самые в геологоразведочной экспедиции весьма пестрые. Состоят они не только из одних квалифицированных да положительных. Есть и другая категория лиц, да притом весьма многочисленная. И уголовники разных мастей, отбывшие свои сроки наказания, и опустившиеся люди, и бывшие предатели, власовцы, самовольно перешедшие на сторону врага, бывшие прислужники оккупантов, каратели, полицаи да старосты. Даже есть в поселке четыре немца, эсэсовца, отбывших свой срок наказания. Пестрая публика, с какой стороны на нее ни посмотри. И на этом фоне, конечно, ценен каждый порядочный человек, квалифицированный специалист.

– Давайте ваш списочек.

Казаковский взял бумагу, пробежал глазами фамилии. Они не были для него пустыми. За каждой фамилией стоял человек, и Казаковский большинство из них знал лично. Хвалил за хорошую работу, награждал грамотой, вручал премию, укреплял на станке вымпел передовика… Многим помогал обустраиваться, выписывал лес, стройматериалы, передавал ключи от комнаты, от квартиры… И шофера Степаныча, ветерана экспедиции. И ставшего начальником штольни Шумакова, зарезавшего первую штольню. Нет, такими кадрами не бросаются, их на улице с огнем не сыщешь. И маркшейдер Петряк, хозяин подземных границ, в списке?

– А у Петряка сколько? – спросил Казаковский, хотя мог об этом узнать из другого списка.

– Двое, обе девчонки, – ответил Павел Иванович. – Первый и третий класс.