Тайна деторождения: практика и теория

— Ага-а… И когда все это закончится?

— Ты про что? — насмешливо скривился он. — В нашей с тобой служебной жизни одно — заканчивается, другое — начинается.

— Это точно. Значит, со мной у тебя не получится? В Джингар?

Ник, пристегивая ножны, сосредоточенно глянул в окно:

— К сожалению, нет, — и повернулся ко мне. — Мне пора.

— Ага… Да и мне… тоже…

— Да и мне тоже…

— Уф-ф, еле нашла тебя в такой-то толпе! Чтоб ее, твою мать, с нескончаемыми заказами. Могла бы и сама с нами махнуть, — тетя Гортензия решительно поправила лямку огромного ридикюля… да в него все поддельные комоды войдут. — Варенька до самого подвала провожала. Агаточка, а может ее…

— Ну, уж нет. Это — точно, нет. И вообще, пора нам. Уже давно пора, тетя Гортензия. Пошлите.

— Куда? — прицельно сузила та глаза в самую гущу.

— Прямо и по служебному коридору! — проорала я на ходу. — Обычными гражданами мы здесь весь ваш «базар» проторчим. Там одних подвод грузовых у ворот с тройку дюжин.

— Так быстрее давай! Ох, Агаточка, ты не представляешь, что это за… мебель…

Зато я другое представляла прекрасно. И заранее настраивалась. Вот только Варвара… Что-то тихая она была сегодня с утра. Я бы сказала, сосредоточенная. И даже если подслушала вчера весь наш с Ником «скандал», неужели так глубоко впечатлилась? «И мы всегда вместе будем». Вот в чем разница между взрослыми и детьми? То, что для нас — слова, пусть, сказанные к месту и во благо, но, просто, слова, для них — клятва. Настоящая…

— Это сумасшествие настоящее! Я же вам объясняю? Агаточка?!

— Что?

Нервозный смуглый дозорник перекинул свой взгляд с тетушки на меня. Пора брать себя в руки, агент Вешковская. Хватит витать в лабиринтах:

— Эта дама — со мной в допустимом сопровождении. Мы — в вашу столицу. Остальное оглашать по бетанскому пакту не положено, — и кивнула на бумагу в руках у джингарца. Хорошо хоть «знак языковой» наложить не забыла еще перед входом (внутри таможни магия под запретом).

Дозорник, вновь скосившись к печатям, дернул плечом:

— Проходите, да-а.

Тетя Гортензия громко выдохнула. Я, вернув грамоту, качнулась по коридору на выход… Здравствуй, Джингар, страна-халва.

Хотя сразу за обитой дверью нас встретили все те же ладменские лица, еще недавно маячившие у ворот. Правда, еще с другой их стороны. «Лица» поправляли после досмотра тенты на подводах и, настраиваясь на дорогу, тихо переругивались с женами и между собой. А что вы хотели? Нет, я — ничего. Пока, ничего. А вот тетка моя, пожалуй, ожидала прямо тут обнаружить комоды. Вереницей до самой Тахвалы.

— Сейчас выйдем из пограничной зоны за забор и — в подвал до столицы, — озираясь по сторонам, уточнила я.

— А здесь тогда что?

— Понятия не имею. Но, до Тахвалы еще восемьдесят четыре мили. Или двадцать восемь местных атуров.

— Агаточка, а как же мы туда, если, ну, подвалом то…

— В конце без ориентира? — скосилась я в сторону. — В таких местах они стандартные. В виде герба страны на столбе в спецместе. Герб Джингара я знаю. Так что… — ага, а вот и другие «сопровождающие» проявились — целых двое моих бывших коллег. Хотя сначала я вычислила одного, еще на таможенном выходе. А теперь и второго, щурящегося на солнце у одной из подвод. Но, должен быть еще кто-то… Я его спиной чую… И кто же он?..

— Уф, упрятала я свой паспорт подальше. Ну, пошли?

— По-шлите, — и плавно развернулась по кругу… Да, тысь моя майка. Где?!

— Ёшкина кобелина! Откуда это… — здоровый мужик, громко огласившийся от крайней подводы, вдруг, прихлопнул рот пятерней. И продолжил сквозь пальцы. — А ну… вылазь наружу. Быстро. Это ж надо? Чуть ведь не влип. И из-за кого?

Внутри высокого натянутого тента также тихо раздался хлопок, сильно схожий со стуком тонкой крышки, и на январское солнце из темного нутра выпрыгнуло… дитё… Наше «дитё».

— Да, тысь моя майка. Это что ты здесь делаешь? Как вообще до такого…

— Агата, не ругайся.

— А-а-а!

— Тетя Гортензия, ти-ш-ше.

— Агаточка… Ва-ренька…

— Я же сказала, что мы теперь вместе будем?

— Ты… бес тебя забери, что вытворяешь? Это же — государственная граница?

— А я в телеге в сундук дальний влезла. И, Агата, не ругайся в этом «хобьем месте».

Ох, «влезла» она. «Хобье место» тут. Конечно, с ее-то везением и на самом тенте смогла б… беспрепятственно. В лучах сияющего солнца. И что теперь с ней…

— Агаточка, а как мы теперь? Варенька, ну разве так можно? О-о… Агаточка.

— Тише, тетя Гортензия. Я думаю.

— И что ты… думаешь? — замерли обе дамы разом.

— Да хорошего ничего, — скосилась я на ближнего к нам рыцаря Прокурата. Тот, тоже, видимо, «думал»: кто ж из всех нас предвидел такой поворот?

— Та-ак… Обратно ее нельзя — без опекунских документов со мной назад не пропустят. А они у меня…

— Дома в верхнем ящичке секретера, — скоро встряла «диверсантка».

— Много ты… Обратно — нельзя. Значит, надо в наше посольство. А вы, тетя Гортензия — за документами. Потому что я ее больше без присмотра не…

— Агаточка, а как же…

— О-о, ваши комоды! — я их заранее ненавижу. Одни неприятности от них. — Ладно. Сначала — на базар. Потом — в Куполград.

— Здорово!

— Ротик свой сейчас!