Тайна двух реликвий

После встречи Жюстина переоделась и снова вышла к бассейну. В свои пятьдесят с хвостиком она прекрасно выглядела, и если даже сетовала порой, что стала похожа на мешок с картошкой, то это было чистой воды кокетство. Как настоящая француженка, Жюстина использовала для борьбы с лишним жиром и прочими женскими неприятностями лучшее в мире средство – собственный мозг…

…а после отставки ей хватало времени и на сон, и на занятия спортом, и на загар. Прозрачное парео, наброшенное поверх довольно смелого, пусть и закрытого купальника, позволяло не переживать за собственное тело в присутствии Евы – которая, конечно, была недосягаема, но при этом и лет на пятнадцать моложе.

Времени до захода солнца оставалось предостаточно. Мунин поставил у бассейна рядышком три лежака; Вейнтрауб продолжал потягивать чай со льдом по соседству. Обсуждать дела он отказался и велел Штерну забрать у Евы компьютер, но не запретил гостям говорить, о чём вздумается. Жюстина коротко рассказала про свою жизнь в последние месяцы и поделилась причиной своего появления:

– Мистер Вейнтрауб любезно предложил мне работу. Правда, я ещё ничего не решила…

– Уже завтра от ваших сомнений даже следа не останется, – тут же заявил старик.

– А могу я узнать, почему здесь оказались вы? – спросила Жюстина у Евы и Мунина. – И где ваш товарищ? Я привыкла видеть вас втроём.

Вейнтрауб снова заговорил первым, давая парочке понять, что пока не стоит рассказывать Жюстине про гибель Салтаханова.

– Ваши друзья – тоже мои гости, мадам де Габриак. Мы решили забыть старые обиды и кое в чём посотрудничать. Проявите немного терпения: завтрашний день даст ответы на все вопросы. Что же касается мистера Одинцова, он мне напоминает кошку Шрёдингера, которая жива и мертва одновременно…

– Кот Шрёдингера, – поправил старика Мунин. – Кот, а не кошка.

Вейнтрауб хмыкнул.

– Видите ли, молодой человек, Эрвин Шрёдингер дружил с моим отцом, и я имел удовольствие видеть его ещё в детстве. Правда, из-за нацистов он уехал из Берлина и преподавал в Оксфорде, но после войны вернулся в Австрию. Я встречал его там несколько раз. Поверьте, Шрёдингер говорил именно про кошку. В английском языке никакой разницы, но в немецком… Вы знаете немецкий?

– Нет. – Мунин смутился. – Просто кот Шрёдингера – это популярный мем в социальных сетях…

– Гуманитарии любят шутить про то, в чём не разбираются. Лишь бы звучало по-умному, – язвительно вставила Ева.

Жюстина приподнялась на локте и посмотрела на мужчин.

– Кот или кошка – это принципиально?.. Простите, но я не пользуюсь социальными сетями и не слышала про Шрёдингера. Можете объяснить, какое отношение всё это имеет к Одинцову?

– С удовольствием, – сказал Вейнтрауб. – Шрёдингер занимался квантовой физикой и предложил такой мысленный эксперимент. Представьте себе железный ящик, в который на час посадили кошку. Ящик заминирован ампулой с ядом. Взрывателем служит радиоактивный атом. В течение часа он может распасться, а может не распасться. Пятьдесят на пятьдесят. Если атом не распадётся, мина останется неактивной и кошка будет жить. Если атом распадётся, мина сработает и выбросит в ящик яд из ампулы. Тогда кошка сдохнет.

– Ужас какой. – Жюстина передёрнула плечами, а старик продолжал:

– Смысл в том, что пока ящик закрыт, вы не знаете, распался атом или нет. Вы не видите кошку и не знаете, жива она или сдохла. Это выяснится через час. А до того, как вы заглянули в ящик, бедная кошка для вас одновременно жива и мертва. Как говорил Шрёдингер, размазана в равных долях между жизнью и смертью. Пятьдесят на пятьдесят.

– То есть всё-таки нет разницы, кот или кошка, – деловито заметил Мунин. – Вопрос только в том, сдохнет или не сдохнет. Поэтому любая шутка про кота Шрёдингера смешная и несмешная одновременно.

– Ужас какой, – повторила Жюстина. В отличие от Мунина, она выросла в загородном доме бабушки среди всевозможной живности; отравленная кошка не казалась ей смешной ни в коем случае.

– Смотрите на это проще, мадам, – посоветовал Вейнтрауб. – Думайте про атом, а не про кошку. Мы обсуждаем всего лишь фантазию. Так в квантовой физике иллюстрируют состояние неопределённости. Атом то ли распался, то ли нет, но пока никто его не видит, он как бы находится в обоих состояниях сразу. Это называется суперпозиция.

– Одинцов жив, и ваши аналогии неуместны, – твёрдо заявила Ева, недовольная сравнением её мужчины с кошкой в заминированном ящике.

Мунин хохотнул:

– Ещё как жив! Я ему недавно звонил. Он в отпуске. Загорает, купается… Почти как мы тут.