Ранее мне не приходилось сталкиваться с учеными, и в моем понимании это были лысые бледнокожие зануды, отрешенные от реальной жизни и никогда не покидающие стен своих лабораторий и кабинетов. Но вот тот самый жилистый старик – Кононов Иван Степанович, для всех просто Степаныч, руша мои стереотипы, оказался профессором, до нашествия возглавлявшим какую-то фитолабораторию. А его супруга Варвара Семеновна – доктор наук. В день первого налета галантов они отдыхали на том же озере, где резвился с друзьями маленький Игорь. Жизнь им спасло отсутствие в тот момент на них одежды. Правда, Варвара едва не умерла от болевого шока, когда расплавившиеся кольца упали на песок огненными каплями, а вместе с ними отвалились пережженные пальцы. Одновременно по плечам, прожигая кожу, прокатились расплавленные капли сережек, навечно обезобразившие мочки ушей. И эти, казалось бы, сугубо цивилизованные люди, лишившись абсолютно всех привычных благ и оказавшись в дикой природе, кишащей вырвавшимися из-под контроля монстрами, не только выжили сами, но и стали одними из основателей общины, организуя и дисциплинируя других выживших.
От Игоря я уже знал вкратце историю поселения. Более подробно обо всем рассказал сам Степаныч на следующее утро. Накануне, утомленный приключениями двух минувших дней, я еле выдержал расспросы поселенцев и, едва мне показали приготовленное ложе, упал и провалился в глубокий сон. Утром проснулся затемно и некоторое время лежал, размышляя, в каком направлении искать товарищей. По всему выходило, что надо возвращаться к Агидели и двигаться вниз по течению до океана, где искать встречи с некими владимирцами, контактирующими с подводной базой. Если эта подводная база является единственным оставшимся островком цивилизации на Эрлике, то наверняка наше подразделение было послано к ней. Теоретически на планете могут сохраниться и другие недоступные оружию галантов объекты. Но если наш взвод десантировался в данном районе, значит, цель и есть эти подводники.
Осталось узнать, какие монстры скрываются в водах Агидели и как избежать смертельных укусов тех мух, которых так любит ушастый пушистик.
Вчера с удивлением узнал, что чебурашка – это птица семейства неведомых мне маалийских древесных пингвинов. Местная детвора, завидев Пика, тут же заграбастала его, и он при этом не только не сопротивлялся, но даже не выказал хоть какого-то недовольства ни единым пиком и вскоре, довольно урча, смачно хрустел скармливаемыми ему жучками и личинками, наглаживаемый маленькими загорелыми ручками. Испытывая некоторую грусть, подумал, что пушистику здесь будет лучше, а я все равно не смог бы его взять с собой. Иметь личных питомцев в армии Конфедерации позволительно лишь адмиралам.
За открытым оконным проемом слегка посветлело. Я невольно вздрогнул от звонкого сигнала петуха. Лишь через несколько секунд сообразил, что это не сигнал будильника бытового коммуникатора, а крик настоящего животного. Надо будет посмотреть, что это за зверь такой – петух, крик которого много лет будил меня в детском приюте.
Разбуженные криком первого петуха, тут же на разные голоса начали кричать еще несколько таких же животных. И поселение ожило. Кудахтанье, хрюканье, мычание, топот, голоса переговаривающихся людей – все слилось в одну непривычную моему слуху какофонию.
Кто-то заворочался в противоположном углу, неразличимый во мраке, прошлепал босыми ногами к дверям и, откинув полог, скрылся за ним.
Поднялся и я. Пошарил ногами возле ложа в поисках обуви. Вспомнив, что моя металлизированная одежда конфискована, подобрал выданные взамен кожаные мокасины и натянул на ноги.
– Проснулся? – встретил меня на выходе профессор.
Странный вопрос. Неужели я мог выйти не проснувшись? Решив, что Степаныч так шутит, я улыбнулся и на всякий случай кивнул, как бы сразу и отвечая на вопрос, и приветствуя.
– Как умоешься, приходи пить чай, – он указал в сторону навеса, под которым проходила вчерашняя встреча с местными жителями. Там и сейчас было довольно оживленно, а утренний полумрак разгоняли несколько мерцающих живым огнем светильников.
Вскоре я уже сидел рядом со стариком, жевал свежие пышные лепешки и прихлебывал из грубой керамической кружки горячий ароматный напиток. Становилось все светлее. Легкий дискомфорт для меня создавали направленные со всех сторон любопытные взгляды. Но народ, закончив с завтраком, расходился по своим делам. Вскоре кроме нас со Степанычем под навесом никого не осталось. Судя по тому, как смотрел на меня профессор, ему не терпелось начать беседу. Я спешно дожевал лепешку, допил напиток и уставился на старика, показывая, что готов к новым расспросам.