Папополус рассмеялся, и Пуаро вместе с ним.
— Как подделка, — сказал Папополус, возвращая камни Пуаро, — они превосходны. Не будет ли нескромно спросить вас, мосье Пуаро, где вы их достали?
— Ну, разумеется, не вижу причины скрывать это от такого старого друга, как вы. Они были собственностью графа де ла Рош.
Брови мосье Папополуса полезли вверх.
— В самом деле… — пробормотал он.
Пуаро явно получал удовольствие, наблюдая, как старательно и искусно ювелир изображает простодушие и наивность.
— Мосье Папополус, — сказал он, — я намерен выложить карты на стол. Оригинал этих драгоценностей был похищен у мадам Кеттеринг в «Голубом экспрессе». Теперь скажу вам, во-первых: я не разыскиваю эти камни. Это дело полиции. Я работаю на мосье ван Олдина и хочу поймать убийцу его дочери, и я интересуюсь этими драгоценностями лишь постольку, поскольку они могут вывести меня на этого человека. Вы понимаете?
Последние два слова были сказаны с особым нажимом. Мосье Папополус, чье лицо оставалось совершенно неподвижным, тихо проговорил:
— Продолжайте.
— По всей вероятности, эти драгоценности должны были перейти из рук в руки здесь, в Ницце; возможно, это уже произошло.
Мосье Папополус кивнул головой, он задумчиво потягивал кофе и в эту минуту более, чем всегда, напоминал величественного патриарха.
— И я сказал себе, — с оживлением продолжал Пуаро, — какая удача! Мой старый друг мосье Папополус в Ницце, он-то мне поможет.
— И чем же, по вашему мнению, я могу вам помочь? — с холодком осведомился мосье Папополус.
— Я сказал себе: без сомнения, мосье Папополус неспроста оказался в Ницце.
— Отнюдь, — сказал мосье Папополус, — я здесь для поправки здоровья. Предписание врачей. — Он выразительно кашлянул.
— Какая жалость, — ответил Пуаро с деланным сочувствием. — Однако продолжим: когда русский великий князь[109]
, австрийская эрцгерцогиня[110] или итальянский принц желают распорядиться своими фамильными драгоценностями, к кому они обращаются? К мосье Папополусу, не так ли? К тому, кто знаменит на весь мир осмотрительностью, с коей он устраивает подобные дела.Ювелир отвесил поклон:
— Вы мне льстите.
— Великое дело — осмотрительность, — задумчиво проговорил Пуаро и был вознагражден улыбкой, скользнувшей по губам грека. — Я тоже умею быть осмотрительным.
Собеседники встретились глазами, затем Пуаро продолжил, медленно, осторожно подбирая слова:
— Вот я и говорю: если эти драгоценности перешли из рук в руки здесь, в Ницце, мосье Папополус должен быть в курсе, он знает обо всем, что происходит в мире драгоценных камней.
— Гм, — хмыкнул мосье Папополус и потянулся к булочке.
— Полиция, вы понимаете, — сказал Пуаро, — не вникает в этот предмет, это дело частное.
— Слухи, однако, просачиваются, — позволил себе намекнуть мосье Папополус.
— Какие, например? — поинтересовался Пуаро.
— Не вижу причины передавать вам эти слухи, мосье Пуаро.
— Такая причина есть. Припомните, мосье Папополус, семнадцать лет назад в ваших руках находилась вещь, доверенная вам абсолютно конфиденциально одной очень высокопоставленной особой. Эта вещь хранилась у вас, и она пропала. Вы оказались, как говорят англичане, в пиковом положении.
Глаза Пуаро мягко остановились на лице девушки, она опустила чашку мимо блюдца, поставила локти на стол и, упершись в ладони подбородком, пристально смотрела на Пуаро.
Не сводя с нее глаз, Пуаро продолжал:
— Я был тогда в Париже. Вы послали за мной, вы отдали свою судьбу в мои руки; если я верну вам эту вещь, сказали вы, то могу рассчитывать на вашу вечную благодарность. Eh bienr[111]
Я вернул вам ее.Длинный вздох вырвался из груди мосье Папополуса.
— Это был самый неприятный момент моей карьеры.
— Семнадцать лет — большой срок, — задумчиво проговорил Пуаро, — но я уверен, что у вашей нации не в правилах забывать добро.
— У греков? — иронически улыбнулся мосье Папополус.
— Я имел в виду не греков, — сказал Пуаро.
Последовало молчание, затем старик гордо распрямил плечи.
— Вы правы, мосье Пуаро, — сказал он тихо, — я еврей. И, как вы сказали, у кашей нации отличная память.
— Вы поможете мне?
— Относительно драгоценностей, мосье, я не могу ничего сделать. — Старик, как и Пуаро, с осторожностью подбирал слова. — Я не знаю ничего. Я не слышал ничего. Но я могу оказать вам реальную услугу, если вы интересуетесь скачками.
— При определенных обстоятельствах — возможно, — сказал Пуаро, внимательно вглядываясь ему в лицо.
— Есть лошадь, которая стоит, по-моему, внимания, она скачет в Лоншам[112]
. Я не могу ручаться, вы понимаете, подобные сведения проходят через многие руки.Папополус помолчал, глядя в глаза Пуаро, чтобы убедиться, что тот понимает его.
— Конечно, конечно.
— Кличка лошади, — сказал мосье Папополус, откинувшись в кресле и сомкнув кончики пальцев, — Маркиз. Я думаю, это скорее всего — английская лошадь, а, Зиа?
— Я тоже так думаю.
Пуаро стремительно поднялся.
— Благодарю вас, мосье, — сказал он, — великое дело получать сведения, как говорят в Англии, прямо из конюшни. Прощайте, мосье, тысяча благодарностей.
Он повернулся к девушке.