Тайна японской шкатулки

– Ну, какие, какие… – Клара задумалась, наморщив лоб. – Метко, мол, целься и стреляй прямо между глаз. В спящего этого… Дракона! – вдруг вспомнила она. – Точно, дракона!

– Дракона?! А ты ничего не путаешь?

– За кого ты меня принимаешь? Я на память никогда не жаловалась!

– Значит, дракона… – повторил тихо Альберт. – Что ж, это говорит о том, что у них точно другой источник информации. Ведь в нашем пророчестве ничего про дракона не сказано!

– А ведь правда! – поразилась Клара. – И что это значит? Может, мальчишка вообще о чём-то другом говорил? Не о нашем камне… – привидение сникло. – Но я в тот момент даже не сомневалась…

– И правильно делала, – уверенно заявил Альберт. – Нутром чувствую, что разговор идёт об одном и том же. Только у Мелитопольских имеются и другие сведения. Возможно даже, что они знают направление, где вести поиски. А это значит что?

– Что?

– Что нам теперь нельзя спускать с них глаз!!

Глава 34

А в субботу Мишка оказался в больнице. Но не в той, где лечилась Светлана Владимировна, которую он навестил вчера после уроков. А в той, где трудился неврологом Георгий Евстигнеевич Никитин, его любимый и единственный дядюшка. Ведь должен же был Мишка наконец узнать продолжение семейной истории!

Сегодня доктор Никитин принимал пациентов в больничной поликлинике, которая располагалась в соседнем от основного здания корпусе. По выходным он работал именно здесь, и для Мишки это оказалось большой удачей. Ведь в родное для дяди Жоры неврологическое отделение мальчика бы не пропустили, будь он даже братом-близнецом доктора! Порядки в больнице были строгие.

Они с дядей расположились в дальнем углу кабинета во время обеденного перерыва, отправив медсестру Аню, помощницу Георгия, в ближайшее кафе. Однако это не значило, что их никто не беспокоил. Наоборот. Каждую минуту кто-нибудь стучал, заглядывал или сразу врывался в кабинет, отвлекая Мишу с Георгием от увлекательной беседы.

Вот как это происходило:

– Так вот, в папином тайнике я нашёл фотографию. Она лежала среди писем…

– Извините, Георгий Евстигнеевич, а вы Сомова не видали? – в дверь кабинета после тактичного стука заглянула какая-то женщина в белом халате.

– Он же в отпуске уже неделю, Марина!

– А, точно! Простите, пожалуйста… – женщина закрыла дверь.

– На чём я остановился, Мишка?

– На фотографии, которую ты нашёл в тайнике!

– Ах да. Так вот, она лежала в отдельном конверте, и…

– Жора, куда ты задевал карту Чебурекина? – в кабинет без стука ворвался ещё один человек в белом халате – огромного роста бородач с налысо побритой головой. – Ой, здравствуйте, молодой человек! Сын?

– Племяш!

– А похож, как сын! Так что там с карточкой, Жора? В последний раз ты Чебурекина принимал, я тогда в Питере на симпозиуме был…

– Так я тебе обратно в шкаф положил, Денис Петрович! На вторую полку, если мне не изменяет память.

– В шкаф? А я там и не посмотрел даже, сразу к тебе побежал. Этот Чебурекин, понимаешь, так нервы вымотает, что сам дёргаться начнёшь… Приятного аппетита, племяш!

– Спасибо! Угощайтесь…

– А что это у вас, пирожки? С чем? О, капустка моя любимая. Я у вас парочку сворую, молодые люди?

– Своруйте, конечно, – любезно улыбнулся Мишка. – У нас ещё много. Это моя бабушка испекла.

– Так я тогда ещё несколько прихвачу. Салют!

Лысый великан, жуя на ходу, вывалился из кабинета.

– Ну так вот… О чём это я… – потёр Георгий лоб, провожая взглядом коллегу.

– Дядь Жор, а что это за Чебурекин? Художник?

– Он такой же художник, как мы с тобой писатели! Видел бы ты его картины!

– Как раз видел, – хмыкнул Мишка. – У мамы в галерее. Ну ладно, продолжай. Фотография лежала в отдельном конверте…

– Да, и изображён на ней был никто иной, как…

– Георгий Евстигнеевич, а вы тут? Я вас по всей поликлинике ищу! – в дверь заглянула девушка с раскрасневшимся от бега лицом. – Мне срочно, просто очень срочно, нужен ключ от склада! Елена Александровна сказала, что второй экземпляр у вас, а она свой не может найти, представляете?

– Очень хорошо представляю, потому что за ключом ко мне приходят каждую божию субботу! Надо уже что-то делать… с памятью Елены Александровны! Возьмите, Ирочка, но только не забудьте сразу же вернуть!

– Само собой, Георгий Евстигнеевич!

Ирочка схватила ключ и стрелой вылетела из кабинета.

– Дядя, неужели там был сфоткан мой тёзка? – нетерпеливо спросил Миша.

– Какой тёзка, где? – Георгий нахмурил лоб. – А, на фотке! Ну да, брат, именно он и был.

– А разве в те годы уже существовала фотография? – поразился мальчик.

– В начале двадцатого века? Разумеется! Учите матчасть, юноша!

– Подожди, почему двадцатого? Он же в девятнадцатом жил. Мне папа сказал… Или я опять что-то напутал с этими веками?

– Ничего ты не напутал. Всё правильно, Михаил Никитин большую часть свой длинной жизни прожил в девятнадцатом веке, но умер-то он в двадцатом! Впрочем, искусство фотографии зародилось гораздо раньше, ещё даже до рождения нашего с тобой предка. Мне кажется, даже в самом начале девятнадцатого века, представляешь?

– Ничего себе! Я не знал.