Тайна имения Велл

Лично меня это, признаюсь, смешило. Я была, пожалуй, единственной подданной ее величества, которая, не нарушая ни одного закона, имела свободный доступ к воде в любых нужных объемах. Впрочем, судья и жюри присяжных, судя по всему, не обладали моим чувством юмора. Еще меньше забавного было в том, что срок содержания под стражей характеризовался как «неопределенный, но подлежащий судебному пересмотру через означенные периоды времени». Все мои вопросы, что же это может означать на практике, остались без ответа.

Рут Ардингли также признана виновной в следующих правонарушениях в соответствии с Законом о чрезвычайном положении, вызванном засухой, подпадающих под действие ускоренного судопроизводства, а именно:

1) в том, что Рут Ардингли умышленно вызвала несколько пожаров с целью причинения серьезного увечья либо смерти;

2) в том, что Рут Ардингли халатно отнеслась к своим обязанностям, что повлекло за собой смерть несовершеннолетнего.

Я закрыла уши руками. Я не хотела слушать. Не нужно, чтобы мне все это говорили. Вот только коротышка никак не унимался.

В соответствии с гражданским законодательством, действующим после принятия Закона о чрезвычайном положении, вызванном засухой, недвижимое имущество, известное как Велл, остается местом жительства Рут Ардингли, но в соответствии с Законом о жительстве 70/651 вышеназванная Рут Ардингли соглашается на то, чтобы ее собственность временно использовалась в целях исследования, в том числе для сбора образцов почвы, выращивания сельскохозяйственных культур, управления процессом и сбора урожая. Также разрешается бурить скважины и брать образцы воды, но не выкачивать ее в соответствии с Законом о добыче и использовании (с внесенными поправками), собирать и проводить анализы дождевой воды без права ее дальнейшего использования в каких-либо иных целях.

Несмотря на мелкий шрифт моего договора с Фаустом, было совершенно ясно: они не заполучили Велл. Я смогла этого добиться. Велл – мой. Несмотря на колючую проволоку, вертолеты и людей в коричневой униформе, имение все же осталось моим, по крайней мере частично. Еще не ясно, что случилось с долей Марка.

– Таков юридический статус. Вопросы есть? – спросил коротышка.

Немного расслабившись, я пожала плечами. Тогда коротышка уступил место безымянному толстячку, который принялся оповещать меня о всех деталях моего домашнего ареста. Он читал медленно, часто делая паузы невпопад. Видно было, что ему и самому трудно найти смысл в бесконечной череде предписаний. Мне казалось, что я слушаю речь на каком-то иностранном языке. Впрочем, главное я сумела понять: теперь они – мои тюремные надзиратели, приставленные следить за мной в собственном доме. Слова спархивали с бумаги и разлетались по комнате, утекали в слив кухонной раковины, вылетали из трубы нетопленного камина, пытались уползти, словно осы из банки с вареньем. Фотография, которую мы сделали весной в «Потерянных садах Хелигана», теперь висела на стене возле окна как-то криво. Из-за этого возникала иллюзия, что вода из озера вот-вот хлынет из своих берегов, зальет собой кремового цвета стены, обрушится потоком на разделочную доску, на которой ничего, кроме луковой шелухи, очень ломкой на вид, сейчас не лежало.

Комендантский час.

Хлеб.

Электроника.

Права.

Запрос.

Исполнение.

Что-то сродни игры в Ким[3]

, когда перед тобой выставляют на подносе несколько произвольных предметов и называют их по порядку, а затем ожидают, что, когда поднос унесут, ты сможешь по памяти их назвать.

– Нет смысла обо всем этом сегодня тревожиться, – впервые высказался худой солдат с очками на переносице.

Только он один, говоря со мной, смотрел мне прямо в глаза.

– Я и не тревожусь, – возразила я.

– Тогда спокойной ночи, – сказал он.

Время и впрямь было позднее.

– Спокойной ночи, – сказала я.

Я проводила солдат взглядом.